Книга Охотник - Михаил Кликин

Ламия чувствовала себя прекрасно. Но вместе с тем что-то мешало ей. Она изменилась. И какое-то новое, не знакомое ранее чувство куда-то гнало её. У нее появились необычные желания – найти еще одно убежище, поближе к еде, натаскать туда живой пищи, устроить там теплую лёжку. Это чувство, а вовсе не голод, и разбудило её чуть раньше срока…

Ламия, пофыркивая, обошла знакомую округу, почти не изменившуюся за время её спячки. Низко приседая, она оставила метки под деревьями и камнями.

А утром, когда солнце стало пригревать по-настоящему, к ней вернулся голод.

Ламия без труда отыскала след ночной жертвы, попутно слизнув длинным раздвоенным языком ягоды из пахнущего огнем котелка. Через пару минут она была на месте, пропитавшемся человеческим запахом. Ламия как взбесилась, рыская по истоптанной людьми лужайке, – проглотила окровавленные бинты, разрыла остывающее кострище, сломала растущее неподалеку дерево.

Голод терзал её.

Она взбежала на каменистый склон, замерла там, вытянув нос по ветру. Ей не нужны были глаза, чтобы видеть след людей, – она чуяла его.

Но в какую сторону бежать?

Инстинкт подсказывал Ламии, что еду надо искать в проверенных местах. И она, тихо ворча, кинулась по следу людей, ловя ноздрями волнующий запах крови.

Ламия бежала от моря – туда, где раньше всегда находила пищу.

Туда, где лежали тела расстрелянных охотников.

29

Иван Рыбников и Вова Самарский, кряхтя, взвалили на сруб очередное бревно. Крепить его они не стали – не дом строили, а всего лишь ковчег.

Внутри небольшой бревенчатой коробки лежала разделанная и уже попахивающая туша убитого в деревне мутанта, а также всякая мелочь, встретившаяся охотникам на пути и не сумевшая от них спастись: заяц-беляк, куница, две куропатки и гусь. Для первого «стола» – вполне достаточно.

Сложенный из стволов сруб должен был защитить угощение от местных хищников и падальщиков, в первую очередь от волков и песцов. Если бревен поблизости не оказывалось, то ковчег делали из крупных камней или любого другого подходящего материала. Ламии не составляло труда разломать сооружение, внутри которого для нее была оставлена еда. Пожалуй, только медведь мог разорить подготовленный охотниками «стол». Но медведи не уживались с мутами – так что встреча с ними была большой редкостью.

Ковчег не только защищал жертвоприношение от зверей леса и тундры. Он также сохранял мясо, закрывал его от прямых солнечных лучей. В каменном или бревенчатом строении, прикрытом ветками, всегда было чуть прохладней, чем снаружи. Ламия хоть и не брезговала подгнившей падалью, но свежее мясо, кажется, нравилось ей больше.

– На втором столе надо оставить что-нибудь живое, – сказал Максим Шуманов, знающий о повадках Ламии больше, чем кто бы то ни было.

– Капканы у Лёвки, – отозвался Иван. – Поставим на ночь. Петли сделаем. Кто-нибудь попадется.

– На моей первой Охоте, помню, был случай, – проговорил Максим, укрывая стены ковчега мхом. – Я тогда еще ребенком был. Брат меня с собой взял – так вышло, что охотников не хватало, вот и пришлось заменять…

– Я помню тот год, – сказал Вова Самарский. – Меня тоже звали. Но потом передумали. Я тогда сильно обиделся.

– Ага, – кивнул Максим. – Так вот: на третий день Охоты мутировал Женька Полухин. Помните такого?

– Помню, – Вова кивнул. – Отец Марины, да?

– Он самый… Мутировал вечером, да так быстро, что мы ничего понять не успели. Хорошо, что он уже пристегнулся. В общем, связали мы его кое-как и решили оставить Ламии – живого. Рано утром проснулись и повели через луг к «столу». Я шагал первый, дразнил его, чтобы он шел за мной и не отвлекался. Как сейчас помню: руки у него на всякий случай были отрублены, а за собой он тянул здоровенные такие каменюки… Борозды от них, кажется, и сейчас не затянулись…

Максим поёжился:

– Вот вспоминаю, и жуть берет. А тогда не боялся совсем. Перед самым рылом его прыгал.

– Ну так его держали, наверное, – сказал Иван.

– Держали… Севу Лодочника тоже держали…

– Довели? – спросил Гоша Ермолов.

– Довели. Примотали к дереву, ноги отрубили по колени. Даже ковчег, помню, не стали делать, так оставили.

– Я бы не хотел, чтобы со мной так же, – пробормотал Лёвка Мартынов. – Вы, если что, просто пристрелите меня – и всё.

– Конечно, – легко пообещал Максим. И все поняли, что он сделает так, как посчитает нужным…

Закончив работу, охотники ушли в перелесок, чтобы чуть отдохнуть и перекусить. Для себя из всей добычи они оставили еще одного гуся. Гоша Ермолов уже ощипал его и вычистил, вывалив потроха на «стол» и жалея вслух, что их нельзя отдать собакам.

Будь его воля, он своим псам отбирал бы лучшие куски, а людей и Ламию кормил бы остатками да объедками.

Пока Гоша мастерил для гуся вертел, Лёвка Мартынов сноровисто высек пучок искр на сухой трут и раздул огонь. Максим Шуманов, обойдя лесок, передал Эдику Бабурову потертый бинокль и велел забираться на старую березу, растущую на опушке. С высокого дерева хорошо просматривалась округа, да и устроиться наверху можно было с комфортом – сучья там образовывали подобие кресла: рогатина – сиденье, ствол – спинка, упругие ветки – подлокотники. Сиди себе да поглядывай по сторонам. Ну а внизу тоже расслабляться не станут – Иван Рыбников и Вова Самарский уже заняли позиции, готовые в случае чего первыми встретить появившегося врага, кем бы он ни был: диким зверем, мутом или вооруженным чужаком.

Гусь пожарился быстро. Лёвка как раз к тому моменту накопал съедобных корешков, запек их под углями, отпарил сушеную рыбу, вскипятил чай. Еды было немного, но охотники еще не проголодались как следует – дома-то ели до отвала, про запас.

Когда трапеза подходила к концу, а разговоры только начинались, на березе шумно завозился Эдик Бабуров. Максим Шуманов глянул наверх, заметил, что наблюдатель, не отрываясь от бинокля, тянется повыше. Спросил:

– Что там?

– Да не пойму пока, – отозвался Эдик. – Ветка мешает. Вроде видел кого-то.

Разговоры сразу стихли. Охотники взяли в руки оружие. Кто-то встал. Кто-то отступил за укрытие. Им не нужны были команды старшего, охотники только поглядели друг на друга и сразу поняли, кто за какое направление будет отвечать.

– Точно! – сказал Эдик. – Бежит кто-то! Прямо сюда!

– Человек? – уточнил Максим.

– Да.

– Один?

– Вижу одного.

– Ясно…

Привязанные в стороне собаки заворчали. Гоша Ермолов отступил к ним, потрепал по загривку вожака – широкогрудого черного Динго.

Сильной тревоги ни у кого не было. Все ждали возвращения Федьки и Геннадия. И через минуту Эдик подтвердил: