Книга Жизнь на палубе и на берегу - Владимир Шигин

Наверное, из скромности А. Де-Диврон не упомянул в своих воспоминаниях о самой пикантной особенности пребывания наших моряков в Японии, о временных женах-гейшах, которых наши офицеры покупали на все время своего пребывания в японских портах. Некоторые, покидая Японию, даже оставляли там своих детей…

Из воспоминаний А. Де-Ливрона: «Отпуска на берег были очень часты. Кабаков у пристаней было много, и нередко бывали случаи, что старые матросы, которым бесцельное шатание по улицам, без языка, уже порядочно надоедало, просили разрешения, чтобы баркас, свезя команду гулять, прежде чем возвращаться на судно, подождал их не более пяти минуть; в это время такой матрос успевал пробежать в кабак, почти залпом выпить целую бутылку вина и потом снова вернуться на баркас. Пока его везли на корвет, он лежал у борта его уже выгружали из шлюпки как мертвого. Понятно, что такая процедура не обходилась без каламбуров со стороны команды. К вечернему возвращению людей с берега такие пьяные успевали уже отрезвиться и выспаться. Страсть к вину, таким образом, удовлетворялась, и дело обходилось без дебоша и взысканий. Бывали случаи, что сильно пьяные, лежа под банками на шлюпке, кусали друг другу пальцы и обиженные всю дорогу орали от боли самым неистовым образом.

Вообще у нас бывало немало приключений в связи со съездом команды на берег. Нередко наши люди в кабаках сходятся с иностранными матросами, дружат с ними за выпивкой и потом к заходу солнца пробираются на пристань, а в опьянелом виде уже не соображают, в какую шлюпку надо садиться, тем более что к этому времени обыкновенно темнеете.

Однажды у нас при выгрузке пьяных из баркаса вахтенный начальник на вопрос, все ли подняты, получил в ответ, что под банками лежит еще какой-то человек, но по виду чужой: какой-то черный, с большим носом – не то армянин, не то жид, и когда в баркас посветили фонарем и разглядели незнакомца, то оказалось, что это был француз с соседнего военного станционера. Мертвецки пьяного чужака конечно в тот же вечер отправили на его судно и сдали там на вахту».

Что касается матросов, то их в иностранных портах подстерегала очень серьезная опасность. В бесчисленных портовых кабаках было с избытком всевозможных вербовщиков на торговые суда. Порой матросов напаивали до бесчувствия, заставляли поставить крестик в какой-то бумаге, потом бесчувственного матроса кидали в шлюпку и увозили на стоявшие на рейде суда, где и продавали за бесценок в фактическое рабство. Когда матрос приходил в себя, то судно было уже далеко в открытом море. Это называлось «зашанхаить». Попадали в сети вербовщиков и наши матросы. Кое-кому удавалось как-то вернуться в Россию, следы иных навсегда исчезли в морских просторах…

Из воспоминаний А. Де-Ливрона: «Очень слабых из наших людей по части выпивки евреи зачастую на берегу спаивали до бесчувствия и потом за деньги выгодно сбывали матросами на коммерческая суда. Спустя некоторое время эти люди обыкновенно снова к нам возвращались и тогда подробно рассказывали все свои злоключения и мытарства. Однажды, также на одном из наших судов, в Сан-Франциско, в числе посетителей на рейде в палубе очутился какой-то халявый полячек, в котором команда сразу узнала знакомого вербовщика матросов, уже прежде нередко сманивавшего наших людей к побегу, и когда на него указали старшему офицеру, то тот решил, после допроса, наказать его на судне домашними средствами. Он так и сделал: после того, как все береговые посетители перед заходом солнца съехали с судна, молодца допросили, уличили в виновности и потом пригнули к брашпилю и высекли; при этом не обращали внимания на его заклинания и напоминания о том, что он свободный гражданин великой американской республики. Чтобы оградить себя от могущих возникнуть неприятностей, старший офицер после этой экзекуции, будто сказал своим людям: „Смотри ребята, никто не видал!“ – „Так точно, никто не видал, ваше благородие!“ ответили присутствовавшие в один голос. Американского полячка, конечно, свезли на берег на судовой шлюпке, и с тех пор его и след простыл. Никто из команды не встречал его уже более на берегу».

Если переиначить знаменитую поговорку, то можно сказать, что ж, в чужом порту как в чужом порту!

* * *

Плавания, совершенные в мирное время, принесли России, возможно, не меньше пользы, чем выигранные сражения. Десятки российских военных кораблей ежегодно находились вдали от родных портов. Сначала такие походы редко, за исключением переходов по маршруту Архангельск – Кронштадт, выходили за пределы Балтийского моря, но начиная с царствования Екатерины II география плаваний все более расширялась, охватив к XIX веку все океаны. Российские моряки в этих походах видели себя не просто исполнителями чьей-то воли, приказов или инструкций. Большинство из них в первую очередь были патриотами своей Родины, для которых слова «Отечество, Честь, Верность» могли быть девизом всей жизни. И это было особенно важно ввиду того, что флот, кроме географических открытий, налаживания торговых связей, активно участвовал в формировании внешней политики страны. Находясь вдали от Родины, командиры кораблей нередко решали такого рода вопросы исходя, единственно, из своего понимания нужд и чести государства. И часто их понимание пользы было выше, чем у чиновников в далекой столице.

В 1778 году фрегаты «Павел» и «Константин» перевезли из Ливорно (Италия) в Танжер (Марокко) марокканского посла по его просьбе. Командир отряда капитан второго ранга Козлянинов принял это решение самостоятельно и выполнил его так успешно, что результатом стал фирман султана Марокко, в котором российским военным кораблям разрешался свободный доступ в порты страны. Но правительство России так и не воспользовалось плодами трудов российского офицера.

В 1848 году из Кронштадта к берегам Охотского моря вышел транспорт «Байкал» под командованием капитана первого ранга Невельского для службы в Охотской флотилии. Ему Россия обязана многим. То, что он совершил крупнейшее географическое открытие, определив, что Сахалин является островом, а не полуостровом, как считалось ранее, – это малая часть его деятельности. Основной его подвиг, – это присоединение и закрепление за Россией всей сегодняшней территории российского Дальнего Востока. Но чего ему это стоило! По изысканиям академика Российской академии наук Миддендорфа, Россия должна была передать Китаю значительную полосу земли от Амура, от Тугурской губы по южному склону Станового хребта, оставляя в нашем владении северные тундры, граничащие с южной параллелью оконечности Камчатки. Это в первую очередь было связано с тем, что в научных кругах устье Амура считалось непроходимым для кораблей, а посему не имеющим для России никакой пользы. Невельской без разрешения отправился в Амурский лиман. Двадцать двое суток он лично, не выходя со шлюпки, проводил промеры устья Амура и обнаружил удобный фарватер для кораблей. После чего он высадился на берег, где уже вовсю хозяйничали китайцы и объявил весь приморский край от Кореи до Сахалина собственностью России. Здесь же он оставил небольшой военный пост из моряков транспорта. В Санкт-Петербурге не поверили его донесению и посчитали его действия «дерзкими и подлежащими наказанию». Министр иностранных дел граф Несельроде и большинство членов Особого комитета обвинили Невельского «за таковую дерзость» в нарушении дисциплины и требовали его разжалования. Только историческая резолюция императора Николая Первого на докладной записке офицера спасла его от унижения: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен». Эта фраза нашла широкий отклик в сердцах моряков.