Книга Дикий остров - Владимир Цыбульский

— А как же ими становятся? — спросил Крис.

— Так и становятся. Кто против сявку разинул — в рыльник. И всем понятно, кто босс.

— Ясно, — ухмыльнулся в усы Тартарен.

— Что тебе ясно?

— Где тебя воспитывали.

— Ну и заткнись. Я голосовать не буду.

— Итак, — подвел итоги Тартарен, — Тёма, Юнг, Катя и я — за. Света не голосует. Крис ты — за? Нет, можешь воздержаться. Ах голосуешь? Отлично. Объявляю: Крис единогласно, кроме одного отказавшегося голосовать, избран капитаном. Командуйте, капитан Крис.

Тартарен, может, и хотел отвесить капитану поклон, но, взглянув на него, вовремя остановился и только отступил на край поляны.

Прежде чем сделать первые распоряжения, Крис все же поинтересовался, намерена ли Света оставаться в команде. Светка молчала, опустив голову. Крис настаивал на ответе. Она ковыряла пальцем в траве. Что-то она говорила, но тихо… Катя наклонилась к ней, положила руку на плечо. Светка руку сбросила.

— Не слышу, — строго повторил вопрос Крис. — Ты в команде?

— А куда ж мне деться? — помолчав, ответила Светка, вскочила, подошла к обрыву и стала смотреть вниз, в илистую лужу.

— Кремень-девка, — почти с уважением заметил Тартарен.

Указания капитана Криса были коротки и точны. После краткой ревизии припасов в сумке Тёмы (неполный пакет сухарей, упаковка бульонных кубиков, сахар, соль, двадцать пакетиков чая и коробка сублимированного мяса) Крис отрядил две экспедиции за съестным.

Первая — из Криса и Тёмы — отправилась на то место, где утром они обнаружили миног.

Вторая (Юнг и Света) идет вверх по склону на разведку местности и поиски съедобных плодов.

Тартарен и Катя остаются, стерегут сумку Тёмы и расчищают пространство вокруг поляны от всякой тропической зелени.

— Можно спросить — зачем? — обратилась к Крису Катя.

— Чтобы подобраться к нам нельзя было незамеченными.

— Мы что же, здесь остаемся? — не понял Тартарен.

Крис не ответил. Он спускался по камням вслед за Тёмой.

2

«18.05.200…

23.30 по Москве.

Неизвестная часть суши (остров или полуостров) предположительно в Атлантическом океане.

Берег реки.

Запись ведет Дмитрий Юнкович.

Когда я вытащил из-за ремня джинсов дважды за последние сутки промокший путевой журнал, Тёма обрадовался и спросил, откуда он у меня. А я и сам не знал. Наверное, прихватил его еще тогда, в суматохе в ангаре. Первую запись сделал Тёма. Крис прочел ее и попросил меня вести записи каждый вечер. Если Тёма не возражает.

Тёма не возражал. Он сказал, что писать у него вообще-то не очень получается. Я не был уверен, что у меня самого-то получится. Спросил у Криса, что писать. Он ответил — что запомнилось за день. Что ж, попробую.

Начну с того места, на котором остановился Тёма…»

Далее в сереньком еженедельничке бегло описывались события последних двух суток.

Про ангар, из которого их вывел толстый охранник. Про перелет над Атлантикой и про то, как их сбросили в океан. Коротко рассказав про добычу сумки с подводного утеса, восхождение на стенку, барахтанье в селевом потоке, ночевку на дереве, переход по грязи и выборы Криса капитаном, Юнг завершил отчет о первых днях пребывания на неизвестной земле решением Криса, объявленным за ужином, ночевать здесь, на поляне, а завтра идти вверх по ручью.

Но если перевернуть ежедневник в пепельной обложке и открыть его с конца, можно обнаружить, что в тот же вечер были начаты совсем другие заметки.

Почерк очень мелкий, убористый и лишь отдаленно напоминает почерк Димы Юнга. Человек писал для себя, думая, что он всегда может вырвать эти странички, чтобы их никто не прочел. Хотя утверждать, что подобные дневниковые записи никому, кроме пишущего, не адресуются, было бы слишком опрометчиво.

«Двое суток в походе. Всего-то. А уже кое-чего не хватает.

Есть вещи, которых мы не замечаем, пока они под рукой.

Часы, например. Они вообще кажутся лишними. Мы на них совсем не смотрим. Не обращаем внимания. Спросите себя, давно вы смотрели на часы. И не вспомните. А если, приняв душ, вы забыли их в ванной, все встает на свои места. Часы, оказывается, очень нужны. Вы постоянно на них смотрите. Просто этого не замечаете.

Так и ваше лицо. Если вы не женщина, подвинутая на собственной внешности, вы не замечаете своего лица. Оно как часы. Вы видите его утром в зеркале, когда умываетесь. Отраженным в черном окне вагона метро. В витрине магазина, в зеркале в приемной шефа. Вы его не замечаете. Ну разве что растрепанные волосы. Поправили и забыли.

И вот эти привычные отражения исчезли. Их не стало. Нет зеркала для бритья, нет вагона метро. Всего двое суток — а мне трудно вспомнить, как оно выглядит, мое лицо. И меня это совершенно не тяготит.

Человек без лица — кто сказал, что это плохо?

Это было бы замечательно. Если бы было возможно. Потому что так не бывает. Потому что на место твоего лица тут же встает чужое.

Всматриваться в собственное лицо у нас нет времени. А в чужие? Тоже что-то мешает.

Так, схватили нечто на бегу мельком. Самые общие черты. Посмотришь подольше и повнимательнее — человек задергается, как будто у него что-то не так.

Вот Света, например. Вся в углах, волосы светлые, стрижка — и этого довольно. Ну голос еще хриплый, грубоватый. Больше она разглядеть не дала. А я не настаивал. Потому что этого вполне достаточно для обычной жизни — общее впечатление, приблизительный образ, место на полке, ярлычок. Появляется человек или ты случайно вспомнил о нем — он обозначен, ты знаешь, как он выглядит, этого довольно. Для работы, для общения, для секса.

Есть очень маленький период, пока ярлычок не прилип намертво, не застыл. Есть шанс обрести себя без отражений и зеркал.

Я подумал, что такое возможно, когда Крис отправил нас со Светой поискать, не растет ли чего-нибудь съедобное в этом тропическом лесу.

И вот когда мы остались вдвоем в джунглях, мне показалось…»

Что-то помешало пишущему эти заметки для себя.

Или он сам вовремя остановился.

3

А миног что-то не видно.

Или Крис с Тёмой так и не нашли то место под развесистым, в пять обхватов, деревом, на котором провели прошлую ночь.

Полдня бродили по топям болотным, перемазались и вымокли, похожие деревья с мохнатыми стволами видели, похожих на черных скользких змей миног — нет.

На обратном пути им немножко повезло. Набрели на поваленное дерево, все усыпанное огромными виноградными улитками. А еще Тёма под старым пнем нашел что-то вроде неглубокой пещеры — и там штук двадцать мелких речных крабов.