Книга Древнее китайское проклятие - Сергей Мусаниф

Или у них здесь другие методы? Более тонкие? Не каленым железом, а иголками под ногти?

Ну ничего, пока моя Прелесть со мной, мне ничего не страшно.

Прелесть-то я так в кулаке и держал. Не разжимал кулак, даже когда без сознания был. Вот так-то. Пусть она мне на палец налезать и не хочет, наверное, обиделась на что-нибудь. Ничего, одумается, отойдет. Поймет, что никто ее так не любит, как я, никто так заботиться о ней не сможет.

Меня посадили на один стул, руки за спиной скованы. На другом стуле сидел палач. Серая роба, какие-то каббалистические пятиконечные звездочки на погонах, интеллекта в глазах – ноль. Типичный палач. Ненавижу.

После сауроновских прихвостней меня пытками не напугаешь. Нету у них против Горлума методов.

– Так, – сказал палач. – Ну что, бомжара, допрыгался? По лесам бродишь, народ пугаешь? Считай, свезло тебе: на сына начальника моего ты в лесу наткнулся. Напугал его, между прочим. А начальник у нас ого! Сидеть теперь тебе на нарах, о еде и крыше не беспокоиться. Ты ведь, верно, только того и добивался?

Я промолчал. Крыша – она только таким уродам нужна. Лучшая крыша для меня – свод деревьев. А еда… Что еда? Сегодня не пообедал, зато завтра уж точно поужинаю.

– Будем оформляться, – сказал палач.

Ага, вот и пытки! Достал бумажку какую-то и еще штучку наподобие пера. Только не очень похоже. Что за пытка? Хочет меня до смерти защекотать, что ли? А бумага зачем?

Ан нет, он этой штучкой писать собрался. Ишь какие у них тут палачи грамотные. Уважаемые люди, наверное.

– Ты говорить-то умеешь?

– Умею, – сказал я.

Чего отнекиваться? Еще пытать раньше времени начнет, чтоб проверить, могу ли я говорить. А я орать буду. Орать буду. Орать под пытками – самое милое дело. Помогает от боли отвлечься.

– Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?

– Смеагорл.

– Нерусский, что ли? Хотя какой ты русский? На таджика не похож, на кавказца тоже. Ты кто по национальности? Хохол?

– Хохол, – сказал я.

Почему бы и нет. Хохол – это, наверное, что-то типа хоббита. А я хоббитам, хоть их, козлов, и ненавижу, близкий родственник.

– Год рождения?

– Не помню. Давно это было.

– Знаешь, на глубокого старца ты не похож. Хоть выглядишь и… – этого слова я так и не понял. – Сколько лет-то тебе?

– На пятой сотне со счета сбился, – честно сказал я.

– Под психа косить собрался? Думаешь, в психушке тебе лучше будет, чем на зоне?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Слушай, бомжара, давай лучше по-хорошему. А не хочешь – так сейчас сержанта Петренко кликну. Правда, потом пол от крови отмывать придется, ну так десятку уборщице накину, всех делов. Так сколько тебе лет?

– Четыреста пятьдесят три. С половиной.

– Не хочешь по-хорошему, – с деланым сожалением сказал он. – Сержант Петренко!

Ага, вот и помощник палача. Здоровенный, каббалистических знаков поменьше, рукава уже закатаны. Ненавижу.

– Да, товарищ капитан.

– Не хочет бомжара со мной по душам поговорить. Все врет и врет. Не помнит, сколько ему лет. Ты бы ему память освежил.

– Так точно, товарищ капитан. Это мы запросто.

Кулаком под ребра – разве ж это пытки? Ну, упал я со стула, ногами посучил для проформы, но даже орать не стал. Не от чего орать.

Помощник палача мне еще пару раз ботинком по ребрам съездил, потом схватил за плечи и обратно на стул посадил.

– Прояснилась память?

– Не, – сказал я, – все равно не помню.

– Крепковат для бомжа, – заметил палач.

– Повторить, товарищ капитан?

– Повтори, сержант.

Уроды. Дилетанты. Даже по почкам попасть не могут.

– Сколько лет?

– Не помню.

– Сержант!

Это уже солиднее. Дубинка. Может, дубинкой у этого Урода лучше получится? Нет, не получилось. Сунь свою дубинку себе в ухо, парень. Толку и то больше будет.

Ой, блин. Прямо в нерв угодил.

Рука сама и разжалась, Прелесть из пальцев выкатилась и прямо к ногам помощника палача. Может, не заметит? Ха, с моим-то везением…

– Товарищ капитан, вот.

– Ага, это уже интереснее! – Угол обзора из лежачего положения вообще никакой, но похоже, что палач Кольцо Всевластья рассматривает. – Золотое. Где рыжье взял, бомжара?

Рывок. Я опять на стуле.

– Пробы нет, – сказал палач. – На обручальное кольцо похоже. У кого ты его резанул, недомерок?

Молчу.

Мгновенный анализ ситуации. Камера на втором этаже, окно забрано решеткой. Строили некачественно, хорошего удара такая решетка не выдержит. Объектов двое. Один стоит за спиной, в полушаге справа. Другой напротив, за столом. Стул к полу привинчен, в качестве оружия его использовать невозможно. Руки скованы за спиной, но кандалы не очень серьезные. Цепь тонкая, замок простенький. Можно работать.

– Откуда золотишко?

Молчать. Спровоцировать новый удар. На пол, на пол. Оттуда и начнем.

Вот оно. На этот раз ударил в ухо. Я на полу. Ботинок заносится для пинка.

Запястья сужаются, руки выскакивают из кандалов. Перехватить ногу. Повернуть. Короткий крик. Сержант на полу.

Ногой в солнечное сплетение. Человек – существо хрупкое. Хорошего удара не держит.

Группируюсь, прыжок на стол, прямо на его бумаги Удивленное лицо палача. Удивление сменяется страхом. Слева в челюсть, теперь справа. Голова мотается, как у эльфийского болванчика. Удар головой в лицо. Верхотура черепа – самая крепкая часть тела.

Палач обмякает на своем стуле и сползает на пол. Сержант корчится от боли. Шуму много. Сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит.

Хватаю Кольцо, следующим прыжком вышибаю решетку, вместе с ней и стекло, лечу на улицу. Плечо порезано осколками. Группируюсь в воздухе, приземляюсь на обе ноги и ходу, ходу…

Все они козлы, голм.

Ненавижу.

Голм.

Глава десятая. ПЛОХИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ГЕРМАНА

Гермес

Во владения моего дяди прямого Дромоса нет. И правильно, что нет. А то повадятся все кому не лень в царство мертвых шастать, порядок нарушать и безобразия всяческие устраивать.

Единственный вход Кербер охраняет. А рядом с ним две таблички, какими-то шутниками поставленные.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий».

«Осторожно: злая собака».