Книга Решальщики. Книга 3. Движуха - Андрей Константинов

Собеседником Брюнета сейчас выступал сам господин Долиханов. Этого, пожалуй, наиболее авторитетного из местных предпринимателей называли «теневым губернатором» Карелии, сравнивая нынешние внутриполитические расклады в республике с Петербургом времен Кумарина, «уралмашевским» Свердловском или Новгородчиной Коли-Беса. Чтобы оценить масштаб личности этого человека, достаточно сказать, что именно война, некогда развязанная Долихановым против республиканской власти в Карелии, в итоге привела к отставке местного губернатора.

При всем при том официальная биография самого Дамира Алихановича, чье имя еще десять лет назад начертали золотыми буквами в списке «Лучшие люди Карелии», была безупречна. Долиханов прошёл тернистый путь честного труженика — от ревизора потребкооператива до депутата петрозаводского законодательного собрания. К слову, суммарный доход господина депутата и супруги только по самым скромным прикидкам оценивался в миллион долларов с лишним в год. Причем, по официальным данным, персонально Долиханов наполнял семейный бюджет лишь на жалкую четверть.

— Брось, Алиханыч! На самом деле люди нашего с тобой круга как жили, так и продолжают жить горизонтальными связями, — продолжал Голубков. — И не очень-то зависят от того, что там вещает федеральный премьер или местный губер.

— Э-эх, Виктор Альбертович, мне бы твой оптимизм.

— Могем поделиться. Причем бесплатно, — Брюнет поворотил голову к скромно отбывающему номер, посасывающему кофе Купцову. — Как, Леонид Николаевич?! Отсыпем нашему карельскому другу позитивного отношения к «ужасающей действительности»?

— А? Что? — рассеянно переспросил Леонид. — Да за-ради бога! Уж этого-то дерьма… хм… — Он заметил, с каким вниманием холодные глаза Долиханова изучают его, окончательно смутился и со словами «извините, я вас оставлю ненадолго» встал из-за стола и направился в сторону холла.

— Тяжело стало работать, Виктор Альбертович, — продолжил о своем авторитетный депутат. — А главное: больно видеть, как миллиарды дармовые, сверху спускаемые, достаются хамовьям и племянникам. Молодые, пороху не нюхавшие, а все уже давно в банках да в госкорпорациях. Причем на ключевых позициях. И ведь не пободаешься — сожрут на раз-два!

— Не боись, Алиханыч! — оптимистично отозвался Брюнет, — «Комар лошадь не повалит!» Слыхал такую поговорку?

— Слыхать-то слыхал. Только у нее ведь еще и окончание имеется.

— Да? Не знал. И какое же?

— Комар не повалит. Пока медведь не подсобит.

— Смешно. Но ведь, насколько я понимаю, ты здесь в медвежьей партии состоишь?

— Само собой.

— Значит, уже проще. Кстати, за «медведей» все понятно. А правда, что у вас тут до сих пор волки по городским улицам разгуливают? Или это так, байки?

— Ну здесь, в Петрозаводске, вряд ли. Но если податься севернее, да вот хоть в ту же Костомукшу, — там да, запросто могут. Безо всяких баек.

— Эвона как! Весело, я смотрю, тут у вас.

— Ага. Обхохочешься, — мрачно подтвердил матёрый не менее, а то и поболее «санитаров леса» Долиханов.

* * *

Вышедший в гостиничный холл Леонид остановился возле огромного окна, из которого открывался потрясающий вид на Онежское озеро, достал мобильник и, поразмышляв немного, вызвал из телефонной памяти номер Асеевой.

На почтительном расстоянии от Купцова здесь же, в холле, сейчас тусовались в легкую забратавшиеся охранник Долиханова и добравшийся до карельской столицы на «казенных четырех» Влад.

— Добрый день, Яна Викторовна!

— Леонид? — через сотни километров изумленно отозвалась юрисконсульт. — Здравствуйте. А вы… вы откуда? Мне с утра на работе сказали, что вы с Голубковым в командировку уехали? В Петрозаводск?

— Есть такое дело. Я как раз из Петрозаводска и звоню. Вашей, так сказать, милостью.

— А почему моей?

— Так ведь это вы порекомендовали Брюнету мою кандидатуру в качестве запасного игрока?

— Я?!

— А разве нет? — насторожился Купцов.

— Хм… А… А вы, собственно, чего звоните-то? Что-то случилось?

— Да нет. Просто захотелось узнать как у вас дела? Как сын?

— А что — сын?

— Он же у вас заболел?

— Глеб?! Заболел?!

— А разве… разве нет?

— Да, слава богу, еще с утра был жив-здоров… Погодите! — встревожилась Асеева. — Погодите, Леонид! Может, у вас есть какая-то другая информация? Они с бабушкой второй день на даче, и сегодня я их еще не набирала.

— Нет-нет. Все хорошо, — поспешил успокоить ошарашенный Купцов. Только-только начавший что-то такое соображать. — Это я, похоже, напутал. Перепутал вас с кем-то.

— Уф-ф, как вы меня, Леонид Николаевич, напугали!

— Простите, я не хотел.

— Ладно, проехали… Значит, говорите, просто перепутали?

— Именно так.

— Что ж, немудрено, — оправившись от испуга, привычно-язвительно теперь констатировала Асеева.

— В каком смысле?

— Холостому мужчине нетрудно запутаться в окружающих его многочисленных женщинах. Не правда ли?

— Нет, неправда. Яна Викторовна! Яна! Ты же знаешь… Вы же знаете, как я к вам отношусь!

— Леонид Николаевич, у вас всё? — ледяно отчеканила юрисконсульт. — Просто у меня сейчас в кабинете посетители. И вообще — очень много работы.

— Да, у меня всё, — потерянно сказал Купцов.

— Прекрасно. Тогда желаю вам хорошо провести время в Петрозаводске. Уверена, Виктор Альбертович сумеет организовать для вас обоих прекрасный досуг. Всего доброго…

Вот и поговорили.

«Ну, Петрухин! Ну, с-скотина! И Брюнет тоже — хорош! И ведь как складно они спелись! У-у-у-у!..»

Тверь, 24 августа, ср.

Магазинчик был невелик и по внутреннему своему убранству, а главное — по характерному типажу кустодиевского размера продавщиц в неопределенного цвета халатах и колпаках, более всего смахивал на сельпо.

Петрухин какое-то время поизучал богатейшую линейку представленной на витрине алкогольной продукции и, определившись с выбором, обратился к лузгающей семечки ближайшей работнице торговли:

— Мадам, будьте любезны бутылку «Тверской зорьки». Вот эту, за восемьдесят пять.

Продолжая щелкать плодами подсолнечника, продавщица окинула оценивающим взглядом прилично одетого Петрухина и простодушно поинтересовалась:

— Приезжий, чё ли?

— Хм… А с чего вдруг такие выводы? — искренне подивился Дмитрий проявлению такой вот проницательности.

— Наша-то, местная, алкашня вся в курсе.

— В курсе, простите, чего?