Книга Элита элит - Роман Злотников

Вихри действительно веяли, а темные силы притаились рядом, тщательно замаскировавшись. Буржуазия всего мира, тесно сплотившись, ополчилась на гордую Страну Советов, не желая лишаться своей власти и всячески вредя стране — надежде всего прогрессивного человечества. А ее злобные пособники делали все, чтобы остановить победную поступь молодой советской державы.

В стране разворачивались первые пятилетки, и недобитые остатки старого мира и выкормыши буржуазных разведок не упускали случая, чтобы не устроить аварию, диверсию или еще какое-то вредительство. Вилора горячо осуждала подобных недобитков, выступая на комсомольских собраниях, посещая митинги и вместе со своими товарищами помогая своей стране на субботниках и воскресниках. Тогда она, по примеру героических Марины Расковой и Полины Осипенко, мечтала стать летчицей. Но через год, после того как она записалась в парашютный кружок ОСОАВИАХИМа, умерла мама…

Она была на девятом месяце. Как Вилора потом узнала, это была вторая попытка ее родителей завести очередного ребенка. Первую они предприняли, когда Вилоре исполнилось четыре года. Она смутно помнила, что тогда мама сильно заболела, так что ей даже пришлось лечь в больницу. Из больницы мама выписалась спустя две недели, и после того случая в уголках ее рта поселилась горькая складка. И вот теперь они решили попробовать еще раз.

Отец почернел от горя. На похороны из Иркутска приехал дед. Отец деда недолюбливал, но на похоронах рыдал у него на плече, забыв про свою неприязнь. А дед, несколько суетливый, толстенький старичок, которого Вилора за свою жизнь видела всего два раза, обнимал отца за широкие плечи и успокаивающе похлопывал по спине.

— Ну будет, будет, у тебя ведь еще дочка. Чего случилось — не вернешь. Ежели святую душу Господь прибрал — значит, так оно на роду было написано…

И отец, который всегда при упоминании Господа вскидывался и начинал горячо доказывать, что никакого Бога нет, что все это враки и опиум для народа, только молча кивал, глотая слезы. А дед чуть погодя подошел к Вилоре, которая тоже окаменела от горя, и, обняв ее, горестно вздохнул.

— Вот ведь оно как бывает… — Он покачал головой. — Ведь просил же, как срок подойдет — отправьте ко мне. Ну откуда с этаким классово устроенным образованием у вас тут могут случиться хорошие врачи?

Как потом выяснилось, роды у мамы принимала советский врач новой формации, дочь председателя комбеда, поступившая в мединститут по направлению уездного ревкома. Большую часть времени учебы она занималась комсомольской работой и иными общественными нагрузками, поэтому по окончании, несмотря на весьма посредственный диплом, получила распределение в больницу, обслуживавшую советскую элиту, где сразу же была избрана в члены парткома. Зная ее квалификацию, на дежурство ее обычно не ставили, но в этот вечер все сошлось. Врач, который должен был дежурить, заболел, а «светоч советской медицины» вдрызг разругалась с мужем и решила успокоить нервы, подменив прихворнувшего коллегу. А тут поздние роды, осложнение и…

После смерти мамы Вилора твердо решила, что станет врачом. Причем врачом хорошим, а не как эта… А небо… ну не всем же быть летчицами!

Школу она окончила на круглые пятерки и, как и собиралась, поступила в мединститут. Правда, не на факультет акушерства и гинекологии, а на хирургию. Хотя дед, с которым она после смерти матери сильно сблизилась и который всячески поддерживал ее в этом начинании, против хирургии выступал категорически, заявляя, что не дамское это дело.

Он вообще теперь стал чаще приезжать в Ленинград и жить у них по две-три недели. Возможно, это было вызвано тем, что отец после смерти матери начал совсем пропадать на работе, так что Вилора оказалась почти полностью предоставленной сама себе. Несмотря на сцену на похоронах, дед и отец не только не сблизились, но еще больше отдалились друг от друга. Так что, когда дед у них гостевал, отец частенько даже не приходил ночевать… а потом уже и не только во время приездов деда. Впрочем, так даже было лучше. Потому что, несмотря на немалую общественную нагрузку, которую взвалили на Вилору в комитете комсомола, она и в институте училась на одни пятерки. Хотя в первую очередь это было вызвано навсегда врезавшимся в ее память бледным лицом матери в гробу, засыпанном цветами…

Все трудности первого курса Вилора преодолела довольно успешно. Даже страшную анатомичку. Отец тоже быстро продвигался по службе. Они переехали в отдельную квартиру, где на Вилору легли все обязанности хозяйки. Впрочем, готовить на собственной кухне и не стоять по утрам в очереди в общий туалет было приятно.

А на втором курсе Вилора влюбилась. Предмет ее страданий звали Колей, и он был заместителем секретаря комитета комсомола института. Пламенный комсомольский вожак и заводила, всегда первый, если нужно было выступить на митинге или собрании, организовать субботник или съездить с агитбригадой в подшефный колхоз. Говорили, что он на первом курсе даже писал заявление, чтобы его направили на помощь сражающейся республиканской Испании.

Вилора бегала за ним хвостиком, горячо поддерживала все его начинания и пялилась на него восторженными глазами. Похоже, такое поведение не способствовало сохранению в тайне ее чувств не только от многочисленных окружающих, но и от самого Коли. Так что он однажды подошел к Вилоре и, сурово поздоровавшись, предложил «на данном этапе» ограничиться дружбой. Потому как международная обстановка серьезно осложнилась, германский фашизм поднимает голову и думать о любви и семье в подобной обстановке он считает несвоевременным. Вилора энергично пожала протянутую руку, полностью согласившись с политическими оценками товарища Николая, а потом весь вечер проплакала в подушку.

Впрочем, официально объявленная окружающим дружба между ними теперь позволила Вилоре на законных, так сказать, основаниях проводить с товарищем Николаем гораздо больше времени. Каковое она с извечным женским коварством, присущим любой женщине с самого рождения, решила не терять зря. И использовать все доступные ей, девушке из вполне обеспеченной семьи советской номенклатуры, средства привлечения внимания. Надо сказать, ее усилия мало-помалу начали приносить плоды. Товарищ Николай понемногу мягчел, начал даже время от времени предлагать проводить ее домой, а однажды поздно вечером, когда они стояли под аркой старого петербургского двора, даже соизволил неуклюже ткнуться губами в ее мгновенно разгоревшуюся щечку.

А затем арестовали отца.

Сам арест Вилора запомнила смутно. В дверь позвонили посреди ночи, квартира заполнилась какими-то людьми в форме и без, среди которых девушка узнала только дворника. Люди перерыли все шкафы, перетряхнули вещи и исчезли, забрав с собой отца и оставив после себя совершенно разгромленную квартиру.

Первое время отца держали в большом доме на Литовском. Вилора быстро привыкла сразу после занятий бежать туда и занимать очередь в надежде на то, что удастся передать передачу или, что было бы уже совсем невероятным, получить разрешение на свидание.

О том, что отец арестован, в институте узнали спустя десять дней. Коля сам подошел к ней и, сурово насупясь, спросил: