Книга Конрад - мальчик из консервной банки - Кристина Нестлингер

Госпожа Бартолотти поставила ступку на полку, шепнула: «Я отведу его наверх», — и побежала через две комнаты к Конраду и Кити.

— Все хорошо! — закричала она.

В третьей комнате у одной стены была винтовая лестница, которая вела на второй этаж, где жил господин Эгон. Госпожа Бартолотти с Конрадом и Кити поднялись по этой лестнице наверх.

— О боже, какой ужас, — пробормотала Кити, когда увидела гостиную господина Эгона. Вся гостиная была заставлена старинной мебелью, на окнах висели толстые, вытертые портьеры из красного бархата, а стол был застелен черной шелковой скатертью с длинными кистями.

— Мама, что мы тут будем делать? — спросил Конрад.

— Мы с ней, — госпожа Бартолотти показала на Кити, — пойдем домой, а ты останешься тут и подождешь отца. Он придет, как только закроет аптеку.

— А вообще ты высидишь в этой старой берлоге? — спросила Кити.

— Семилетний мальчик должен уже уметь находить себе занятия, если ему придется на несколько часов остаться одному, — мужественно ответил Конрад, подошел к книжному шкафу и вытащил том энциклопедии «Галлия — Киль».

— Я еще не знаю некоторых слов на «К», — сказал он, сел в старинное кресло и начал читать.

А госпожа Бартолотти и Кити быстро сбежали по винтовой лестнице, быстро скрутили ковер и вынесли его во двор. Кити позвонила в задние двери «Химчистки».

Женщина, которая принимала вещи, открыла двери.

— А, это вы! Вам снова что-то надо? — спросила она.

— Я передумала и все-таки отдам его чистить, — заявила госпожа Бартолотти, вручила женщине скатанный ковер и вместе с Кити вышла в уличные двери.

Женщина пришпилила к ковру номер, поставила его угол и сказала сама себе:

— Ну и смешные же бывают люди!

Когда госпожа Бартолотти и Кити возвращались из «Химчистки», госпожа Рузика снова смотрела в окно. Она увидела их и подумала: «Ну и долго же они сидели там. Зато Кити, наверно, узнала, почему Конрада уже нет у старой госпожи Бартолотти».

Кити пришла домой и рассказала матери, что Конрад четыре дня тому назад как сквозь земли провалился. Наверно, сбежал к своему настоящему отцу, Августу Бартолотти, который живет где-то у чертовой матери. По крайней мере, его до сих пор нет.

Госпожа Бартолотти тоже пришла домой и села к станку, но не могла работать, потому что все думала о Конраде. Так она просидела до семи — курила, думала и через каждые полчаса вдевала в ковер одну единственную черную нитку.

В семь вечера госпожа Бартолотти вскочила, побежала в ванну и смыла с лица всю косметику. Потом повязала серый платок и вытащила из шкафа в прихожей серую вязанную кофту, которую на рождество ей подарил господин Эгон. Она еще никогда не надевала её, потому что не выносила серый цвет. Но теперь надела её, взглянула в зеркало и сказала своему отражению:

— Деточка моя, теперь ты серая и гадкая, как мокрая курица. Но, по крайней мере, такую тебя уже никто наверно не узнает!

И правда, никто её не узнал. Когда она выходила из подъезда, на улице стояли и разговаривали дворничиха с молочницей и даже не взглянули на неё.

Она направилась в аптеку. По дороге ей попадалось немало знакомых, но никто не обращал на неё внимания.

Даже господин Эгон не сразу её узнал, когда она позвонила в его дверь. Он открыл дверь, долго смотрел на неё, а потом спросил:

— Вы что-то хотели?

Зато когда узнал её, то очень обрадовался.

— Деточка моя, сегодня ты мне нравишься! — сказал он.

— Так и знала, — сердито сказала госпожа Бартолотти. — Как только человек становится похож на мокрую курицу, то сразу начинает тебе нравится!

— На мой взгляд лучше уж мокрая курица, чем попугай, — сказал господин Эгон и проводил её в гостиную к Конраду.

Глава девятая

Конрад сидел за столом, застеленном черной шелковой скатертью, обложившись раскрытыми томами энциклопедии. Увидев госпожу Бартолотти, он сказал:

— Мама, я уже выучил шестьдесят семь новых иностранных слов, папа только что проверил меня.

Госпожа Бартолотти позакрывала все тома и сбросила их на пол. Потом сорвала шелковую скатерть, потому что от черного цвета у неё темнело в глазах, села к столу, положила на него руки и сказала:

— А теперь я разверну перед вами свой грандиозный план.

Господин Эгон сел в кресло, ожидая грандиозный план, но Конрад, видимо, совсем упал духом. Он сказал:

— Извините, мама, но мне кажется, что никакой план не поможет. Эти люди с фабрики очень хитрые. Они всюду найдут меня. Придумают тысячу способов.

— Они тебя не найдут, — сказала госпожа Бартолотти, — Ведь чтобы напасть на твой след, им нужно некоторое время, а если они таки нападут на него, ты уже будешь не ты!

— Что это означает? — Господин Эгон вскочил с кресла.

— Сядь, пожалуйста, и выслушай меня! — велела госпожа Бартолотти.

Господин Эгон снова сел в кресло, и она продолжила:

— Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. — Господин Эгон и Конрад кивнули. — Но! — Госпожа Бартолотти подняла указательный палец и победно покачала им. — Ведь отдел обслуживания ищет хорошего, очень вежливого, предупредительного, послушного фабричного мальчика. Именно такого, каких они производят. — Господин Эгон и Конрад снова кивнули. — Так вот, — госпожа Бартолотти нервно покачала пальцем, — так вот, нам надо изменить их изделие так, чтобы они и сами его не узнали.

— Ты хочешь покрасить ему волосы? — спросил господин Эгон.

— Ну и олух! — Госпожа Бартолотти покачала головой, смерила господина Эгона презрительным взглядом и повернулась к Конраду. — Какой мальчик будет противоположностью хорошему?

— Плохой, — ответил Конрад.

— А противоположность послушному?

— Непослушный.

— А противоположность тихому?

— Шумный.

— А противоположность вежливому?

— Невежливый.

— А смирному?

— Буйный.

— Видишь, каким он должен стать, — сказала госпожа Бартолотти аптекарю. — Тогда его уже никто не узнает.

— Нет! — взволновано крикнул господин Эгон.

— Так ты хочешь, чтобы его забрали?

— Нет! — крикнул господин Эгон еще взволнованнее.

— Ну так согласись, что Конрад должен полностью измениться.

— А иначе нельзя? — печально спросил господин Эгон.

— Нельзя! — решительно ответила госпожа Бартолотти.

Конрад кашлянул.

— Послушайте меня, — тихо сказал он, — План правда очень хороший. Но вы же знаете, мама, что я не могу стать другим. Я уже пробовал. Ради Кити пробовал, и ничего у меня не вышлю.