Книга Точка возврата - Мария Ильина

— Ты, как всегда, вовремя!

— Лучше поздно, чем никогда! Mas vale tarde que nunka! — перевел на любимый испанский.

— Вот шут гороховый! Вечно выпендривается! Был бы хоть толк от твоего испанского, а так смех один.

Действительно, в его жизни совсем не нужен язык: ни дома, ни на работе. Неужто зря гробил детство, спрягая глаголы?

Стены в хрущевке тоненькие, все слышно. Комнатная дверь приоткрылась, в проеме показалась круглая заспанная рожица. Прищуренные от света глазки. Макс улыбнулся:

— Какая ты умница! Сама встала, папу встречать пошла! Ну, иди ко мне! Катерина окрысилась:

— Не трогай Ксюшку грязными руками! Разбудил ребенка и радуется! Нет мне покоя!

Он поднял малышку, поцеловал жидкие светлые кудряшки:

— Как ты только ухитряешься кулачок целиком в рот засунуть? Что, такой вкусный? Дай попробовать!

Макс потряс маленькую ручку. Послышался заливистый смех. Жена продолжала ворчать, что нельзя будить ребенка. Вдруг как ударило: «Того, другого, уже никто не разбудит!»

Глава 14

Найти самому!

Валерий тихонько вышел в коридор: все раскидано, натоптано. «Вдруг здесь есть и след убийцы? Может быть, экспертиза сумеет найти, вычислить, они профессионалы. Ну да, вот завтра все обдумают и придут за мной. Зачем искать далеко, когда я под боком? Или поискать самому, использовать время, пока оно есть?!» Валерий еще раз осмотрел погром, сбросил с кресла Ладкины платья, уселся. Он решительно не представлял, с чего начать. Детективы читал редко, но помнил, что нужно придумать версию, а потом искать факты под нее. «Да, нужна нить, зацепка. Сосредоточиться». Ясность мысли не приходила, усталость тащила в тревожный сон.

Океан… черный, ночной, волны стеной, и не видно верхнего края. Замирают на мгновенье, потом накрывают, подхватывают, тащат по камням. Короткий отлив, белая пена, судорожные полглотка воздуха — и все сначала. С каждым разом силы уходят, и дышать уже нечем. Позвать на помощь или сдаться. Отчаянным усилием вынырнул на миг. Вспышка молнии, чей-то силуэт скачет по гребням, как морской дух. Пристальный взгляд холоднее воды и ветра. Волна летит навстречу, и человек приближается. Дед — это он! Он! Только молодой и сильный. Крикнуть. Горько-соленая вода заливается в рот, боль разрывает грудь.

Проснувшись, Валерий еще несколько секунд жадно глотал воздух. Осмотрелся, как в первый раз. Желтый электрический свет, постельное белье на полу, грязь, запах какой-то химии. Схватился за мокрую от пота голову, будто это поможет собраться с мыслями. Сон, дед… «Ну, на что способен старик? Думай, психолог хренов! Что он собой представляет? Волчище матерый, хоть старый, но зубов не растерял. А что ты о нем знаешь? Толком ничего. Даже поговорить с ним ни разу не удосужился. Нет, был разок! Последний! Неужто я его подтолкнул?! — Валерий похолодел. — Он ведь бешеный! Стоп. Откуда взялось это словечко? Напрягись, вспомни!»

Детство. Лето. Дача. Высокие колосья травы. Соседский Колька на голову выше, стебелек в зубах, хамский взгляд. Драка до крови. Крики отца: «Ты что, в деда пошел, бешеный?!» Что-то было в его голосе кроме злости, сейчас дошло — уважение.

Валерий поежился от озноба: «Он — психопат, не знающий чувства вины! Если втемяшил что в голову, по трупам пройдет! Вот она — ниточка. Пойти в диспансер, поискать старого козла». Оттолкнул ногой ящик, прошелся по комнате, резко отдернул шторку. Занимался восход — розовый, как всегда. По привычке сунулась радость, но стыдливо смешалась. Это утро уже не твое! Жизнь кончилась вчера. Но все-таки стало легче, он знал, куда идти, что делать. Поскорее в душ. Брызги теплой воды, отголоски сна, горло сжималось, нечем дышать. Зеркало запотело, провел рукой, пригляделся. «Ну и рожа! Осунувшаяся, потемневшая, глаза красные, будто неделю бухал. И кто с таким станет откровенничать?» Побрился, оделся поприличнее. Теперь завтрак: кислый противный кофе и сухой безвкусный бутерброд с колючей засохшей коркой. Заглянул к Ладе — спит. Закрыл дверь, стараясь не шуметь. Утро тихое, спокойное, радостное, в этом будто сквозит издевка, первоапрельский розыгрыш. Начинается «день дурака».

У диспансера никого, слишком рано. Заглушил двигатель, стал обдумывать предстоящую беседу. Нужно сначала поговорить с врачом, поспрашивать ненавязчиво. Как ее зовут? Кажется, Лейла Анатольевна. Здесь главное не ошибиться, а то все насмарку. Представил себе: полная женщина, белый халат, черные волосы до плеч, плоское восточное лицо, небольшой акцент, держится строго, властно. Заходил к ней во время лечения, вопрос о продлении регистрации решал, еще тысчонку ей подкинул для сговорчивости. Сегодня тоже это понадобится. Порылся в карманах, приготовил купюру.

Без пяти девять Валерий уже ждал у кабинета. Минут через пятнадцать за спиной застучали каблучки, появилась врачиха в ярко-красном пальто, взглянула недружелюбно.

— Здравствуйте, Лейла Анатольевна! Я — внук больного Лугова. Хотел с вами поговорить, с ним повидаться.

Она усмехнулась:

— Ну, вы даете, молодой человек! Дед больше недели как выписался, а вы только спохватились!

Валерий проскользнул за ней в кабинет, помог закрыть окно и снова начал, изображая заботу о любимом дедушке:

— Будьте добры! Помогите, не могу найти старика! Не знаю, куда подевался! Он же пропадет один в чужом городе… Это вам на конфеты, просто не успел купить, — ловким движением сунул тысячерублевку в карман халата.

Врачиха для приличия вскинулась было:

— Что вы! Не надо!

Потом быстро смягчилась и скупо процедила:

— Спасибо, конечно. Попробую помочь, — порылась в шкафу, вытащила историю болезни, открыла. — Вот, пожалуйста! Выписан в удовлетворительном состоянии двадцать второго марта. Сказал, к вам пошел. Да вот еще, он, кажется, забыл здесь что-то. Пойду у сестры спрошу.

Как только врач вышла, Валерий вырвал из истории ксерокс старикова паспорта, сложил вчетверо, сунул в карман. Авось пригодится. Доктор вернулась, подала записную книжку в пожелтевшем от времени картонном переплете, сзади год выпуска — 1985. Где-то он уже видел такую, но та была мятая, потрепанная. Пролистал: какие-то незнакомые фамилии, адреса.

— Лейла Анатольевна, вы не знаете, к кому-нибудь из больных он мог пойти? Может, дружил с кем-то?

— Поговорите с Павловым. Они общались вроде. Он вечно у телевизора торчит. Худенький такой дедок, усы щеткой, не перепутаете. Зовут Иннокентий Петрович.

— Спасибо! — Валерий вышел в коридор.

Вот, кажется, и Павлов: вытянутый на коленках синий спортивный костюм, старческая гречка на лысине.

— Здравствуйте! Иннокентий Петрович? Кивок, весьма недружелюбный.

— Я внук Лугова. Никак найти его не могу. Выписался — и как в воду канул.

— А я здесь при чем? — ощетинился старикашка, нажимая кнопку на пульте.