Книга Замыслы - Саша Филипенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя, кретина, забыл спросить.
Я прикусываю палец. Пытаюсь оторвать заусенец. Смотрю на дверь. Гёба смотрит на меня. Мы выпиваем. Я вытираю губы:
– Гёба, а чем ты сейчас вообще занимаешься?
– Что ты имеешь в виду?
– Да вообще, по жизни?
– В каком это смысле? Тем же, чем и всегда. Фильм вот с тобой собираюсь снимать.
– Ты же мечтал написать роман…
– А, так ты поэтому приехал?
– А почему еще я должен был приехать?
– Ты все-таки думаешь, что это я веду блог?
– Ты читал последний пост?
– Нет, а что там?
– Что там? Там описано, как мы с тобой вдвоем пялили Лидию!
– Не кричи так!
– Ах простите, – издеваясь над Гёбой, я начинаю говорить шепотом – там описано, как мы с тобой, дорогой друг, оттрахали в отделе спецпроектов «Первого канала» мою первую любовь.
– Я понял! Можно не повторять.
– Где твой компьютер?
– Зачем тебе он?
– Где твой, говорю, сука, компьютер?
– Я тебя спрашиваю: зачем он тебе?
– Ссышь, да?! Ссышь, что я найду в твоей почте главы?
– Саня, да какие главы?
– Которые ты выкладываешь, гондон!
– Да у меня Интернет не работает уже дней пять!
Интернет не работает пять дней…
Я толкаю Гёбу, прохожу кухню и открываю дверь. На стуле, прикрыв лицо руками, сидит заплаканная Лена. На кровати, под крохотным одеялом, спит моя дочь.
«Мудак», – говорю я. Лена всхлипывает, Гёба молчит. Дочь спит, я забираю шило и ухожу.
Лифт стоит. Стою я. Я смотрю на лифт. На лестничную площадку выходит Гёба.
– Я тебе завтра позвоню, хорошо? – говорит Гёба.
– Позвони, – отвечаю я.
Рано, рано меня поздравлять. Долгий был день. Во второй половине, как вы уже знаете, мама отправилась в магазин за картошкой, надорвалась и… и начались схватки, отошли воды, случились тяжелые роды. Дело в том, что пуповина обмоталась вокруг моей шеи несколько раз. Нет, я и раньше об этом знал, но врачи-то не знали. Натяжение, к сожалению, оказалось тугим. Это все осложнило. С кислородом случилась беда. После рождения я не кричу, не похрипываю даже. В палате тишина, мама все понимает. Мама плачет. Медсестра гладит маму по голове и постоянно повторяет: «Тихо-тихо, тихо-тихо, тихо-тихо». Врачи пытаются спасти меня. Я не дышу.
Ничего не хочу говорить, но, мне кажется, главный хирург мог бы выбрать другую тактику ведения родов. Слишком уж много надежд он на меня возложил. Нет, конечно, часть вины лежит и на мне: дело в том, что я, как мог, пытался сам разрешить эту ситуацию – многие малыши распутываются, я тоже попробовал, но в итоге запутался еще сильнее и начал появляться на свет ножками вперед. Вытягивая меня, врач, вероятно, не понимал, что от каждого движения эта веревка жизни еще сильнее сдавливает мою шею. Впрочем, может, и понимал. Наверняка я у него не первый такой клиент. Так или иначе, пока они «работают» со мной, я думаю, что, может, в этом во всем есть какой-то знак? Может, раз все так запутанно, мне и не стоит появляться на свет?
Я гуляю по Москве. Ночь, бульвары, фонари – все дела. Я думаю о Гёбе, о Лене и Лидии. Я думаю о парне из поликлиники, который целыми днями копается в дерьме и, соответственно, о моем отце. Я думаю о маме и людях, с которыми мне однажды посчастливилось познакомиться. Я думаю о ребятах из отдела, покере и окне, из которого вечно виднелась церковь, в которой однажды венчался Пушкин. Я стою возле нее, я смотрю на ТАСС. Серое бетонное здание. Поразительно, думаю я, чего только не найдешь в чреве этого информационного монстра, здесь обитают даже шутники. Я ухожу.
Я иду дальше. Я захожу в «Жан-Жак».
Я пью. Я вспоминаю, как в нашу квартиру приезжал дядя, и как оставался обедать, и как часто оставался ночевать. Я вспоминаю, как дядя, вместо отца, помогал мне с уроками, вспоминаю, как он приходил к нам, и как я ненавидел его, и как мой отец, как отец, которого я обожал, несмотря ни на что, делал вид, что не замечает всего, что происходит. Я смотрел на папу, который садился на веранде за круглым обеденным столом, открывал бутылку и начинал пить, как сейчас я. Один. Один против стола. Я вспоминаю, как смотрел на отца и из двора слышались голоса. Мама и дядя долго о чем-то разговаривали, и после дядя возвращался в дом, забирал у папы стакан и допивал его вино. И я помню, как отец опускал голову и смотрел в стол, и дядя смотрел на моего отца. И молча они сидели так ночами и не говорили друг с другом. Никогда. И я ложился спать и слышал, как на кухне молчат мой отец и мой дядя, и я не мог заснуть, потому что в такие моменты мечтал только о том, чтобы у нас вдруг собрались гости, чтобы стало вдруг шумно и весело, и чтобы все кричали и пели, и чтобы папе моему, папе моему любимому только не было тихо.
И я сижу в красном кафе. И я пью. И я смотрю на людей, которые окружают меня. И они веселятся. И я никого не люблю.
В шесть утра приходит уведомление о новом письме. Пишет папа. Отец сообщает, что случайно поскользнулся и сломал обе ноги. Папа рассказывает, что случилась беда, но при этом, парадоксально, не просит денег. «Значит, все правда», – думаю я.
Я выключаю телефон и решаю, что заеду на 1905 года, соберу деньги и поеду домой.
Уехать в Юрмалу сегодня же не удается. Какие-то чудесные ребята встречают меня возле подъезда. Бедолаги, судя по всему, они ждали меня всю ночь. Предварительно поинтересовавшись, я ли Саша Филипенко, парни избивают меня. Ранним утром, под сенью камер, на глазах консьержа. Один из них хватает меня за волосы и бьет головой о домофон. Остальное я помню смутно.
В машине скорой помощи пахнет дерьмом. Рядом со мной трясется молоденькая медсестра. Ей нет дела до меня. Девушка занята своим телефоном.
– Что вы читаете? – хриплю я.
– Один блог.
– Что пишут?
– Один сценарист описывает свою работу и жизнь…
– Что думаете про главного героя?
– В каком смысле?
– Ну знаете, как в школе спрашивают: какой он персонаж? Характеристика главного героя в романе Саши Филипенко «Замыслы».
– Я думаю, что он несчастный человек.
– Несчастный?
– Несчастный.
– Почему?
– Не знаю почему. Потому что разрушает все вокруг себя. Потому что портит всем жизнь. Потому что не любит никого, кроме себя. Потому что эгоист. Потому что думает, что ему все всё должны, думает, что он самый умный, а вокруг него одни идиоты. Потому что хам. Потому что самовлюбленный павлин.
