Книга Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Именно в этой столовой я встретился с президентом один на один 30 марта и сообщил, что, по моим расчетам, мы должны навести порядок в Ираке к осени, так или иначе. Я сказал, что нужно сдвинуть иракский вопрос с первого места в политических дебатах перед президентскими выборами, чтобы кандидаты от Демократической партии не загоняли себя публично в такие ситуации, когда им придется выступать против значительного военного присутствия в Ираке «на годы вперед» (я был уверен, что быстро там ничего не уладится). В ходе обсуждений с Петрэусом и Объединенным комитетом начальников штабов мы пришли к выводу, что, вероятно, получится приступить к сокращению численности контингента в октябре, но темп сокращений должен быть таким, чтобы Петрэус сохранил большую часть подразделений до лета 2008 года. Я снова подчеркнул, что, независимо от результатов реализации новой стратегии к октябрю, осенью понадобится провести ревизию нашей политики и определиться с перспективами американского военного присутствия в Ираке.

Президент согласился со мной. Он также сказал, что не знает, как долго сможет сдерживать республиканцев, твердо намеренных преодолеть его вето. Инициатива по сокращению контингента должна исходить от Петрэуса, так что президент спросил: «Как он собирается определять успех?»

Затем Буш обмолвился – по-моему, словно защищаясь, – что вовсе не ведет переговоров за спиной Чейни или Хэдли, однако нам с ним действительно нужно поговорить наедине. И прибавил, что больше не станет говорить о сокращениях, но я всегда могу к нему обратиться, хотя бы позвонить.

Я вышел из столовой в уверенности, что мы договорились начать вывод войск в октябре и что инициатива по этому поводу должна исходить от Петрэуса. Теперь моя задача в том, чтобы убедить Дэйва согласиться на эти условия.

Натиск: «Большая волна» продолжается

Прежде чем приступить к рассказу о том, что происходило после октября, я вынужден для полноты картины остановиться, скажем так, на скучной реальности процедурных вопросов. В январе я представил общественности ряд инициатив, призванных облегчить тяготы передислокации для бойцов Национальной гвардии и резервистов: отныне надлежало обеспечивать развертывание их частей как целых подразделений (раньше многие добирались до мест дислокации самостоятельно), а срок их откомандирования не мог превышать одного года. Эти инициативы были весьма положительно встречены командованием Национальной гвардии и руководством кадрового резерва, самими солдатами и офицерами и получили одобрение конгресса. Одновременно я пытался найти аналогичное решение, которое позволило бы устанавливать четкие, реалистичные и долгосрочные политические цели развертывания боевых частей, например сухопутных. Еще 27 декабря 2006 года я попросил Роберта Рангела и своего тогдашнего старшего военного помощника, генерал-лейтенанта ВВС Джина Ренуара, оценить плюсы и минусы сокращения сроков развертывания боевых подразделений. Имея в виду прежде всего боевой дух (и предстоящее объявление о переброске подкреплений в Ирак), я хотел узнать, достаточно ли распространить такую практику только на инженерные батальоны (с учетом их участия в контртеррористических операциях) или следует внедрить ее во всех частях, находящихся в Ираке, пока там воюет столь многочисленный контингент. Кроме того, я постарался проанализировать возможные политические и экономические последствия использования такой практики. Мне доложили, что при сохранении текущего подхода перерывы между командировками в зону боевых действий у регулярных частей, дислоцированных в Ираке и Афганистане, настолько коротки, что наши парни вынуждены вновь отправляться на передовую – и лишь потом получают возможность провести полных двенадцать месяцев дома. Это обстоятельство лишний раз укрепило меня в стремлении добиваться увеличения численности нашей армии и корпуса морской пехоты. Однако затем возникла насущная необходимость усилить контингент в Ираке, и стало ясно, что чем-то придется пожертвовать.

Армия предложила всего два варианта: удлинить срок командировки в зону боевых действий с двенадцати до пятнадцати месяцев либо сократить пребывание солдат дома. Это было самое трудное решение среди всех, какие мне довелось принять в должности министра обороны, – ведь я прекрасно понимал, насколько тяжело переносятся даже годичные командировки, и не только из-за разлуки с семьями, но и потому, что солдаты и офицеры боевых частей в Ираке (и Афганистане) постоянно находятся в состоянии нервного напряжения. На фронте не отдохнешь от полевых условий жизни, от иссушающей жары, от стресса наконец, ибо ты знать не знаешь, что сулит тебе следующий миг – опасность, ранение, смерть… Пропустить всего одну памятную дату, один день рождения ребенка, один праздник – уже много. Мой младший военный помощник, в ту пору майор, Стив Смит передал мне слова своего коллеги офицера: командировка продолжительностью пятнадцать месяцев дольше, чем просто двенадцать месяцев плюс еще три. Стив также напомнил, что при командировке в пятнадцать месяцев непременно сработает «закон двойки»: солдаты рискуют пропустить два Рождества, два юбилея, два дня рождения и так далее. Тем не менее Пит Кьярелли, который в марте стал моим новым старшим военным советником, сказал мне, что войска ожидают решения о пятнадцати месяцах. С прямотой, которую я научился ценить, он также прибавил: «И говорят, что ты осел, раз не додумался раньше».

Как-то я получил письмо от девочки-подростка, дочери солдата, убывшего во фронтовую командировку на пятнадцать месяцев. В письме говорилось: «Знаете, пятнадцать месяцев – это очень долго. Настолько долго, что, когда твой отец возвращается домой, он словно чужой. На самом деле чужой. Наши отцы и братья столько пропускают и столько еще пропустят! Потом, нельзя сказать, что они дома целый год. Да, они тут, в Штатах, но не дома. Мой отец все лето провел в лагере на переподготовке. Так что я его практически не видела. Но и это не хуже [так в письме! – Р. Г.], хуже всего, когда он вроде как должен быть дома, а его вдруг куда-то вызывают… Спасибо, что прочитали. Надеюсь, вы вспомните, что я написала, когда станете снова призывать мужчин на службу.

Меган, или Безотцовщина».

Не знаю, довелось ли отцу Меган узнать, что она написала мне, но если ему стало об этом известно – надеюсь, он гордится своей дочерью. Я бы гордился, честно. В конце концов, не многие подростки способны заставить министра обороны почувствовать себя никчемным чинушей. Письмо этой девочки, как и многие другие, было чрезвычайно важно для меня, поскольку не позволяло забыть о том, что мои решения сказываются на судьбах множества людей.

После консультаций с Объединенным комитетом начальников штабов и разговора с президентом я объявил 11 апреля об увеличении продолжительности фронтовых командировок. Теперь стандартный срок службы в боевых частях в Ираке, Афганистане и на Африканском Роге будет составлять пятнадцать месяцев. Я понятия не имел, когда мы сможем – и сможем ли – вернуться к привычным двенадцати месяцам. Республиканцы и демократы дружно раскритиковали мое решение, потому что для них оно означало признание провала президентской политики в Ираке и дополнительные расходы бюджета.

Опыт показал, что пятнадцатимесячные командировки в Ирак и Афганистан оказались для наших солдат и их семей даже более суровым испытанием, чем виделось мне изначально. Не могу доказать этого статистически, но убежден, что эти длительные командировки в значительной степени усугубили посттравматический стресс и способствовали росту числа самоубийств среди военнослужащих; мою убежденность подкрепляют признания самих солдат и их родственников. Да, я гарантировал, что в перерыве между командировками они целый год проведут дома, но этого было недостаточно.