Книга Музыка любви - Мара Фицчарлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отличная мысль. Мне нравится.
— Тогда нужно придумать им имена.
— Питер.
— Слишком уж обычное.
— Патрик.
— Нет.
— Персиваль.
— Честное слово, Майкл, чайка Персиваль звучит просто ужасно!
— Хорошо, дай подумать. — Майкл наморщил брови. — Эта чайка — девочка? Может быть, Петра?
— Петра, — повторила она. — Да, это что-то необычное.
— Уникальное, — прошептал он.
— Хорошо, для начала годится, — решила Ханна. — Итак, Петра на берегу со своими друзьями. Надвигается шторм… Петра смотрит в небо, изучая причудливые очертания туч.
— А что, если вся стая улетит, а Петра останется на берегу…
— Одиночество как главная тема?
— Нет, Петра одна, но не одинока, потому что у нее есть воображение. Когда улетели ее друзья, она видела, как они дружески кивают ей из-за туч, и не чувствовала себя одинокой.
— Но это были грозовые тучи, — напомнил Майкл.
— Тучи развеются, и снова выглянет солнце.
— Фея… — произнес он.
— Что? Чайка Фея? — Она прыснула.
— Нет, ты, Ханна Чандлер, ты — фея.
Он улыбнулся и притянул ее к себе, затем прижался теснее, так, что она почувствовала, как напряглась его плоть.
Она вырвалась из его объятий.
— Подожди. Ты же сам говорил, что здесь очень холодно.
— Говорил, — подтвердил он. — Но мне повезло. Неподалеку мой дом, где тепло и где Красная Шапочка оставила корзинку со всякими вкусностями.
Вдруг в его глазах промелькнуло знакомое жесткое выражение. Она не могла понять перемены.
Он бесстрастно разглядывал ее. Ханна невольно напряглась.
— Наваждение, — пробормотал он, — Ты мое наваждение, Ханна. Наваждение и загадка. Ты как прекрасное видение возникла в ночи и ворвалась в мою жизнь. Обычным движением карандаша ты способна создать необыкновенную историю. Ты нереальная, неземная… Плод моего пылкого воображения. Иллюзия… Неуловимая и пленительная, как ускользающая мелодия.
Ханна изумленно уставилась на Майкла, потом медленно покачала головой:
— Нет, я настоящая. Из плоти и крови. И во мне нет ничего загадочного, Майкл. Я такая, какая есть. Я открыта и проста как белый день, — Ханна умолкла, потом решительно продолжила: — И в эту минуту я хочу тебя так сильно, что мне кажется, я просто не выдержу.
— Что ж, наши желания совпадают. Забирай свои рисунки, Красная Шапочка. Я утолю твою страсть, если ты утолишь мою.
Ханна словно зачарованная не сводила с него глаз. Майкл имел над ней какую-то странную власть. Когда он говорил, она завороженно слушала, отбросив логику и здравый смысл. Все исчезало, кроме его гипнотизирующего голоса.
Когда они подошли к мольберту, Ханна застыла, молча разглядывая рисунок. Затем начала объяснять свою идею.
Она мгновенно загорелась, показывая Майклу, где пририсует птиц и каким образом попробует смягчить суровость предгрозовых туч. Она так увлеклась, что почти забыла о его присутствии.
От Майкла не укрылось ее настроение. Он знал, что такое вдохновение. И это объединяло его и Ханну. Творческое озарение… Вот что он прочел на ее лице. Мог ли он пренебречь этим? Нет, он никогда не посмел бы погасить эту божественную искру.
— Ханна, — произнес он, останавливая ее сбивчивые объяснения. — Планы меняются. Ты приехала рисовать. Займись рисунком, а я пойду в коттедж, приготовлю какао и сандвичи и вернусь к тебе.
— Но… — начала было она.
— Никаких «но»! Ты наконец нашла правильный ракурс, посмотри, что тут можно сделать. Я схожу за корзиной, которую оставила у моих дверей Красная Шапочка. Обещаю — скоро вернусь.
— Хорошо, — неохотно согласилась Ханна. — И спасибо…
Майкл вернулся, но Ханна даже не взглянула в его сторону. Она рисовала, целиком захваченная упоительным состоянием творчества. Линии одна за другой быстро ложились на бумагу.
Майкл молча наблюдал за ней, очарованный ее одухотворенной красотой и той одержимостью, с которой она занималась любимым делом. Неохотно оторвав взгляд от Ханны, он расстелил на песке скатерть. Расправив складки, вытащил содержимое корзинки: термос с какао, галеты, ветчину, лосось, сухофрукты.
Он все время искоса поглядывал на Ханну, а когда закончил свою работу, то уселся на плед, который постелил на песке, и уже не сводил с нее глаз, наблюдая, как карандаш движется по листу бумаги, добавляя глубины и выразительности, казалось, уже завершенному пейзажу. Ханна то приближалась к мольберту, то отходила от него, критически оценивая свою работу, отложив карандаш и сунув руки в карманы драпового пальто. Осенний ветер играл непослушными прядями ее золотистых волос.
Она тихонько напевала. И хотя нежная мелодия едва доносилась до него, он узнал песню Шона Майклза «Колыбельная любви». Майкл поднял голову, внимательно посмотрел на женщину у мольберта. Песня теперь звучала громче.
Забыв о Майкле, Ханна продолжала работу. Чем глубже она погружалась в мир своего рисунка, тем острее становилось ее восприятие, она почти ощущала себя маленькой птичкой в облаках. Но вдруг в ней начало зарождаться странное беспокойство. Карандаш, еще недавно быстро скользивший по бумаге, замедлил свой бег, затем остановился. Ханна отступила назад и нахмурилась, озадаченная своим состоянием.
Вдруг она обернулась. Ее глаза остановились на Майкле.
— Ты уже давно здесь? Да? — спросила она, интуитивно догадываясь, что именно его присутствие помешало ее работе.
— Ты была настолько поглощена своим занятием, что я не стал тебя отвлекать, — объяснил он.
— Я в некотором смысле увлекающаяся натура.
— В некотором смысле — да, — согласился он, многозначительно улыбаясь. — Как ты смотришь на маленький пикник у океана?
Только тут Ханна заметила расстеленную на песке скатерть, и ее глаза изумленно расширились.
— Это все было в корзине? — удивленно спросила она.
— Знаешь, милая, — усмехнулся он, — тебе следует иногда спускаться на землю.
Ханна нахмурилась.
— Твоя сосредоточенность и умение с головой уйти в работу весьма похвальны, но вместе с тем доставляют тебе массу неприятностей. То ты забываешь выключить фары, то не замечаешь надвигающегося шторма… А на этот раз, как оказалось, ты заплатила за что-то, даже не поинтересовавшись, за что именно.
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Я ведь еще не все рассказала тебе о своей семье!
Майкл покачал головой, внимательно глядя на нее.
— Сядь и поешь, — приказал он. — Возможно, тогда наш разговор будет более связный.