Книга Анатомия развода - Ирина Лобановская

— Я лучше буду читать Трифонова, чем Сорокина или Пелевина, — холодно возразил Юрий.

— Сорокина и я не читаю, а вот Пелевин — интересная личность! И ты заметь, Россия просрала все войны, кроме Отечественной и с Наполеоном! — Аня поморщилась, но Игорь не обратил на нее внимания. Он вошел в раж. — Когда и где мог отличиться русский? Отличился Петр Кошка — и то хохол, а не русский! И кстати, Украина— это и есть Великороссия. И почему вы ругаете кавказцев в Москве? Что они вам сделали?! Я видел, как хотели подраться кавказец и русский. Народ подошел. Кавказец извинился и ушел. Мы же, русские, — быдло! Никто нас не хочет завоевать, блин, мы никому не нужны! Американцам требуются лишь садик, домик да кока-кола. Ни о каких завоеваниях они не мечтают. И потом, если бы Америка хотела, она бы давным-давно уничтожила советскую республику! Я бы рванул из страны, но некуда. Не знаю, поставили мне спецслужбы «жучок» на телефон или нет — ведь я звонил в Штаты одному знакомому… Одна нерва, конский щавель…

Тщеславному Игорю очень хотелось, чтобы спецслужбы «отметили» его отнюдь не оригинальный звонок за кордон. Выделиться любым доступным способом — Скудин всегда мечтал об этом. Он вырос с мыслью, что всегда, везде и во всем должен быть первым. Это твердо внушала ему мать. И внушила, наконец. Только зря она все это сделала…

Юрий ухмылялся. Он не страдал по славе. И вообще исповедовал совсем другие принципы и жил по иным законам. Его мнения и убеждения Скудин не разделял. Но раньше он их просто не принимал, а теперь грубо отвергал, высмеивал, точно так же, как Юрий высмеивал его, скудинские. Старая дружба понемногу рушилась, уходила в прошлое, оставаясь светлым пятном-воспоминанием.

Друзья не до конца осознавали, что все закономерно. Дом, семья, женщина становятся, вольно или невольно, поперек вроде бы верных и добрых отношений. Семейный быт заедает совместные посиделки и выпивки, прогулки по всяким там паркам культуры, с большим удовольствием закушивает всем этим, захлестывает и тянет за собой… И приходится выбирать — либо семья, либо приятели. Вместе они никак не уживаются. Жены ревнуют, друзья усмехаются… И крепкие, на первый взгляд такие прочные веревочки изнашиваются, быстро перетираются, тлеют на глазах… То, что казалось незыблемым, становится призрачным и смешным. То, что представлялось неизменным, истаивает в дымном городском бензинном воздухе, перемешанном с запахами чебуреков и шаурмы. То, во что верилось и надеялось, превращается в блеф… И всему виной она, одна она, — женщина, решившая строить и упрямо создавшая на пустом месте семью, дом, свой собственный уголок и очажок… И никто никогда не представляет истинной стоимости своего нового обустройства. Нравственная цена вопроса… Она довольно высока.

«Ну да, — думал Игорь, — я совершил массу глупостей и еще совершу столько же, как всякий нормальный человек. Но почему я за это должен так больно расплачиваться?.. А ведь должен… Тоже как всякий нормальный человек. Иначе не получится. Ни у кого и никогда».

И вообще тот, кто мечтает лишь побеждать, сначала должен научиться проигрывать. А теряя одно, мы часто находим что-то другое… Что?.. И как бы отыскать это поскорее…

Игорь был нетерпелив, как все честолюбцы. И учиться терпению не хотел.

Только вот если его дружба с Юрием так легко распадается… Можно ли их отношения назвать дружбой? Была ли она, или им показалось? А может, они принимали за дружбу примитивные встречи от нечего делать? Хотя женщина на пути — преграда серьезная… Да и так ли уж дороги все эти иллюзии и грезы юности — Анюта, Воробей, школа?.. Так ли уж святы они сами по себе и воспоминания о них?..

Игорь часто теперь задавался этими вопросами.

Оказалось — и дороги, и святы… Но не настолько, чтобы ради них жертвовать чем-то, например своим великим будущим. Даже смешно сравнивать Можно кое-как, с трудом совмещать.

— Ты меня упрекаешь в ненависти, — невозмутимо произнес Юрий. — А сам?

— Я не ненавижу… Нет… Просто не люблю. Кое-кого и кое-что. И смеюсь над этими славянофилами.

блин… Баркашов и другие — у них у самих семитские черты. И вообще у нашей страны слишком большая территория. В этом проблема. Была бы поменьше — все стало бы куда проще… А моя любимая религия — буддизм. Сел бы под дерево — так бы и сидел целыми днями да медитировал… Уехал бы куда-нибудь на остров… Здесь все козлы — и в этом суть. Одна нерва…

— Вот и езжай себе. Подальше от козлов, — ехидно посоветовал Юрий. — А ты, между прочим, и так целый день словно сидишь под деревом. Не заметил?

— Россия — страна рабов и пьяного быдла! — не на шутку разошелся выпивший Игорь.

Аня лишь сейчас сообразила, что он прилично набрался еще до того, как прийти к ней.

Скудин в последнее время пил все больше, пытаясь сбросить давящие лямки воспоминаний, стать легким и пустым, лишенным всяких забот и печалей. Водка запросто, несколькими рюмками выметала любые тяжести и отбрасывала горечь. И обладала великим умением подсластить любую горькую пилюлю науки, раскрасить мрачный пейзаж невезухи яркими красками и смягчить кажущиеся поначалу смертельными удары судьбы. Казалось, это самый удобный выход из любого безвыходного положения.

Опуститься всегда легче, чем подняться. Не нужно никуда тянуться, чего-то добиваться, к чему-то стремиться…

— Е-мое, я просто не хочу быть рабом, и потому против этой системы! — истошно завопил Игорь. — Да если бы не такие, как я, — а таких, как я, не так Уж мало! — здесь все давно бы стали рабами и сидели в тюрьмах!

— Ну ладно, великий диссидент и спаситель России, — сдержанно подвел черту Юрий, — по-моему, ты чересчур много на себя берешь. Что ты такого совершил? А трепаться может каждый. Фишка в том, что ты неадекватно себя оцениваешь и вдобавок все время на меня орешь. Я же не кричу на тебя. Разницу улавливаешь?

— А у меня вообще больше эмоций, чем у тебя, блин! Давно понял! — с упреком отозвался Игорь.

Он взглянул на Аню. Ну конечно, она сидит злая и слушает одного Воробья… Хотя Игорь затеял весь этот шутовской балаган ради нее. Только ради нее. Чтобы доказать ей, каков он есть— смелый, с собственными взглядами на мир, протестант и борец с действительностью. На самом деле мыслями он блуждал далеко от высказываний. И даже порой не слишком вникал в свои слова. Просто бил на эффект, устраивал показуху, спор ради спора, а не ради истины. Лишь бы поорать… Но Анюте не нравятся борцы. И вообще она явно скучает. Игорь промахнулся. Рассуждать о политике в обществе женщин неразумно. Он выглядит смешным в ее глазах.

— Блин, как ты всем надоел со своими блинами! — выпалила Аня.

Ее особенно раздражали и возмущали в Скудине грубость, чудовищный апломб, огромное самомнение и вечное сияние.

Игорь прикусил губу, хлопнул еще одну рюмашку и понял, что игра окончена. Поскольку он все-таки проиграл. И ему теперь лучше всего поскорее перетопить в себе свое поражение. Переплавить, что называется, мечи на орала и в дела друга больше не встревать.

А Анюта в своих желаниях и поступках никогда не знала меры, бросая на карту сразу все и желая получить тоже сразу все или ничего. Ее чувства всегда с большим трудом приходили в равновесие. Она редко вдумывалась в происходящее — ситуация ее лишь забавляла.