Книга Мельница на лугу - Джейн Донелли

– Они красивы, – сказала Эмма. – Я никогда не видела таких красивых роз. – Они с трудом поместились бы в двух больших вазах. Она засушит несколько бутонов между страницами какой-нибудь толстой книги отца.

Зазвонил телефон.

– Я подниму трубку? – предложил Корби.

– Хорошо. – Ее руки были полны роз, но вдруг она поняла, что это Марк. – Стойте! – Она бросила розы назад в ванну. – Я сама подойду.

Корби снова засмеялся. Поскольку она спешила к телефону, он сказал:

– Буду краток. Если я дотронусь до них, то запачкаю их.

Это был Марк.

– Розы, – сказала она. – Спасибо за розы.

– Спасибо, – отозвался он.

Она смежила глаза и вообразила, что он здесь, рядом, в небольшом холле.

Он говорил о программе концерта в четверг вечером, и она с энтузиазмом поддерживала разговор, хотя в действительности знала весьма немного о Бахе.

– Пикули с холодной говядиной? – спросил Корби с порога.

Она покачала головой.

– Кто это? – спросил Марк.

– Брат, – ответила она и удивилась своему спокойствию. Это выскочило так быстро, она даже не прекратила смотреть на Корби. Но все шло прекрасно. Если бы она сказала: «Это – Кемпсон, человек, про которого я говорила, что едва его знаю. Он накрыл на стол», блаженство тут же бы кончилось.

Все равно она была удивлена, что струсила. Она снова поблагодарила Марка за розы, и они попрощались. Затем она повернулась к Корби. Щеки ее горели.

– Вы ненавидите его, не так ли?

– Да, – сказал Корби, громыхая посудой.

– И он ненавидит вас, а я не сказала, что вы здесь. – Она задыхалась. – Тем более, что мы здесь одни. – Она была смешна, но она заслужила это.

Он аккуратно поставил приправы и отошел в сторону оценить сервировку.

– Все просто, – сказал он. – Я уже говорил, вы можете называть меня братом.

Она уже не могла успокоиться. Она завопила:

– Не знала, что смогу так легко соврать!

– Вы недооцениваете себя.

Она печально улыбнулась:

– Я не люблю себя. Почему вы накрываете на стол? Почему я должна врать о такой ерунде?

Корби пожал плечами. Он казался незаинтересованным. Он сказал:

– Хотите соленого?

– Я не знаю. – Она не любила соленья.

– Вы меня удивляете, – сказал он. – Я думал, что вы всегда знаете, чего хотите.

Она словно в рот воды набрала – он же смеялся над нею. Она вспомнила, когда в первый раз почувствовала недоверие к нему. Она тогда остерегалась говорить ему что-либо лишнее, что он мог бы использовать против нее. Хорошо, теперь она дала ему понять, что Марк обидится даже на товарищеские отношения между ними. Соврала, и Корби слышал ее ложь.

Она сказала решительно:

– Я все расскажу Марку.

– Теперь?

– Да, теперь.

– Вы расскажете ему, что вы и я были здесь наедине? Что вы притворились, что я ваш брат, потому что знали, как он будет на это реагировать?

– Я пришла домой, а здесь были вы.

– Это еще вопрос. Хорошо, теперь, – он уселся напротив нее; но она не села, она не чувствовала голода, – даже самый заклятый враг Марка Хардича не сможет обвинить его в отсутствии чувства юмора. Как же ему не рассмеяться над всем этим?

– Что же вы… – начала она.

– Я скажу вам, что я буду делать, – сказал Корби с видом игрока, – я буду держать пари с вами – мельница против обеда с бифштексом: когда вы сообщите ему о вашем промахе, это будут последние пластмассовые розы, которые вы получили от него в подарок.

Она ненавидела его за эту улыбку и за то, что он был прав. Так мало было надо сейчас, чтобы разрушить ее отношения с Марком.

Она сказала:

– Я рискну.

– Не думаю, что рискнете.

– Вы думаете, это смешно? У вас есть чувство юмора.

– Я говорю о том, что считаю нелепым, – сказал Корби. Вдруг он встал и включил свет. Уже стемнело. – Вдруг Марк Хардич пойдет под окном и увидит вас и меня сидящими за столом вместе.

Она спрашивала себя, поверил ли ей Марк, когда она сказала, что это был Кит. Мог бы он пройти под окнами? Конечно нет. Это было бы недостойно, унизительно. Она подошла к окну, отдернула занавеску и сказала холодно:

– Ужинайте. Я поем позже.

Корби сказал:

– Надеюсь, мой цветочек, у вас хорошо кончится с Хардичами!

Лучшее, что можно было придумать, – это держаться от Корби подальше. У него было дикое свойство характера: умение вывернуть любую ситуацию наизнанку, что раздражало Марка и мучило Эмму. Было не слишком трудно избежать общения с ним, хотя он все еще свободно посещал «Милл-Хаус», как если бы он принадлежал ему. Отец не пытался помешать ему. Но Эмма не хотела, чтобы ей испортили счастливое время. Даже более счастливое, чем те восемь недель три года назад, потому что теперь она знала, что в жизни Марка нет другой женщины.

Каждый день казалось, что узы, их связывающие, крепли. Не было разговоров о любви. Потребуется время, прежде чем золотой призрак его жены потускнеет. Но, благодаря Эмме, Марк Хардич не был больше отшельником. Он медленно возвращался в мир, и Эмма была его постоянной спутницей. Он не зависел от нее. Он был сильным человеком, но она все же помогала ему. И так восхищалась им, что все еще казалось невероятным, что Марк Хардич нуждается в ней, звонит ей.

Сара Хардич осталась в стороне. Эмма видела ее три раза в сентябре: дважды в «Хардич-Хаус» и однажды, когда Сара вошла в магазин, чтобы купить себе что-нибудь на осень. Сара мало говорила во время этих встреч и была почти тиха, словно, притаившись, поджидала своего часа.

В магазине знали, что Эмма встречается с Марком Хардичем. Вообще все ее знакомые потихоньку любопытствовали. Смерть Гиллиан сделала Марка трагической фигурой. Все знали Гиллиан Хардич, и все чувствовали, что Эмму ждут тяжелые испытания. Они желали ей счастья. Но в ее случае было не до хихиканья или вопросов: «Когда свадьба?»

Паула Матеус, управляющая, обслуживала Сару Хардич, когда Эмма вышла из складского помещения. Паула несла пару пальто, которые Сара собиралась примерять, и, заметив Эмму, подумала предложить ей обслужить клиентку.

Сара сказала:

– Доброе утро, Эмма, – с холодным презрением.

– Доброе утро, мисс Хардич, – сказала Эмма и пошла дальше, чтобы уложить на полку свитера.

Паула поднялась наверх позже, когда покупки были сделаны и мисс Хардич покинула магазин.

– О, дорогая, – сказала она. – Неприятности?

– Она не любит меня, – сказала Эмма живо. – Никогда не любила. Никогда не полюбит.