Книга Исповедь души - Лиза Рене Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гм, что ж, – она берет меню, – как насчет эскарго?
– Я не ем улиток.
Она выгибает бровь.
– Очень жаль. Это еще одно любимое блюдо парижан. А что скажешь насчет утки?
– Они слишком умные, чтобы их есть.
Она растерянно моргает, не проявляя признаков нетерпения, вполне мною заслуженных.
– Рыба?
– Аллергия. А пасту здесь едят?
– Это не французское блюдо, но у нас оно есть. Ты найдешь во французских меню много американской еды, но должна предупредить, что большинство американцев не в восторге от наших неумелых попыток приготовить их еду. Не жди, что наши деликатесы будут такими же, как те, к которым ты привыкла. – Она кладет меню и сплетает пальцы. – Нам надо найти что-нибудь, что тебе понравится в классическом французском меню. У нас сказочная выпечка и десерты.
– Бедра девушки не позволяют ей есть много выпечки и десертов.
– Это правда, – признает Шанталь и на минуту задумывается. – Еще у нас изумительные пироги с начинкой. Они особенно хороши своей хрустящей корочкой, но тоже, разумеется, высококалорийны.
– Пирог – это, однако, вариант. Его я могу съесть.
– Еще мы готовим отличную запеченную ветчину с сыром. Это тоже нельзя назвать диетическим блюдом, поскольку она плавает в масле.
Запеченная ветчина с сыром? Она серьезно? Шанталь состраивает гримасу и ворчит:
– Не смотри так испуганно. Это наша версия гамбургеров, и очень даже вкусная. Хлеб у нас домашний, а наши сыры просто изумительны. Как говорите вы, американцы, не отвергай, пока не попробуешь.
– Извини. – И мне правда неловко. Это еда, которую она любит. Мне надо выражать свое неприятие с той же дипломатичностью, которую она проявляет ко мне. – Я люблю сыр, поэтому буду запеченную ветчину с сыром. То есть если она есть у них в меню.
– Есть. И пироги с начинкой, и запеченная ветчина с сыром традиционны для наших ресторанов, поэтому это может быть твоим дежурным заказом. Я научу тебя, как находить их в меню.
– Отличная мысль. – Я стараюсь говорить бодро, хотя меня как-то не слишком вдохновляет идея есть только эти два блюда.
– Итак, «Croque Monsieur» – это запеченная ветчина с сыром. – Шанталь показывает мне это блюдо в меню, и я переснимаю его на свой мобильный телефон. – Если добавишь «мадам», получишь сверху яйцо-глазунью.
Я делаю большие глаза.
– Яйцо поверх запеченной ветчины?
– Да, – со смехом говорит она. – Тебе не доставляет большого удовольствия это исследование французской кухни, верно?
– Это так заметно? – спрашиваю я, молча упрекая себя за такие дурные манеры.
– Очень. – Когда подходит официантка, Шанталь говорит: – Я закажу за нас двоих.
Я бы попыталась понять хотя бы несколько слов из их разговора, если бы снова не почувствовала внезапное покалывающее ощущение в затылке. То же ощущение, которое возникло у меня в аэропорту как раз перед столкновением с карманником.
Я инстинктивно хватаю свою сумочку, ставлю на колени и крепко держу. Борясь с желанием оглянуться из страха показаться грубой или увидеть, как мужчина по соседству ест сырое мясо, я ерзаю на стуле. Я в чужой стране, прошло всего ничего после того, как Эва пыталась убить меня, и это лишь немногие из моих недавних кошмаров, они-то и сделали меня параноиком. Все дело в этом и ни в чем больше.
Если не считать моего сильного, почти непреодолимого желания обернуться.
Официантка уходит, и у меня буквально мурашки бегают по коже.
– Я иду в ванную, – объявляю я и поднимаюсь. На обратном пути посмотрю, кто сидит позади меня.
– Туалет, – говорит Шанталь мне вслед.
Не оборачиваясь, делаю знак, что поняла. К счастью, я легко нахожу «туалет». Внутри никого нет, и я опираюсь ладонями о раковину и смотрю на себя, видя слишком бледную брюнетку, самого некультурного человека на свете. Я даже не в состоянии получить удовольствие от парижской еды.
Тревога грозит захватить меня целиком и превратить в сплошной комок нервов. А вдруг я возненавижу Париж, когда Крис любит его и хочет здесь жить? Даже если я смогу убедить его вернуться в Штаты, не будет ли он чувствовать себя там, как я здесь? Нет. Нет. Он любит Штаты. Но все равно хочет жить тут.
Я качаю головой. Это безумие. Я реагирую чересчур остро. То, что я сразу же не влюбилась в Париж, вовсе не означает, что я не приспособлюсь, или что он мне не понравится. С Крисом он мне понравится, я уверена в этом. Совершенно уверена.
Мне очень надо услышать его голос, но понимая, что сейчас это невозможно, я достаю телефон, чтобы написать ему. Так он сможет ответить, когда будет такая возможность.
«Ты ешь тартар, то есть сырое мясо?»
«Терпеть его не могу», – тут же приходит ответ.
Плечи мои расслабляются, и я облегченно улыбаюсь.
«Улиток?»
«Не любитель».
«Рыбу?»
«Смотря какую».
«У меня на нее аллергия», – пишу я, не уверенная, что когда-нибудь говорила ему об этом.
Мой телефон звонит, и я чувствую себя виноватой, когда вижу номер Криса.
– Прости, мне не следовало мешать тебе.
– Ты мне не мешаешь. Мне надо было отдохнуть от раздутых «эго», которые еще немного и вынесут двери конференц-зала. Где ты?
– В каком-то ресторане, название которого не помню. Еще я не могу читать меню и сомневаюсь, что оно понравилось бы мне больше, если бы могла.
– Не волнуйся, детка. Мы, американцы, живущие в Париже, знаем неплохо все места, куда пойти, чтобы получить еду, которую любим. Все наладится, когда ты будешь со мной.
Он прав, разумеется. Главное, что он будет со мной, а все остальное…
– Знаю. Ты прав.
Короткая пауза, потом он говорит:
– Но ты не уверена?
– Уверена.
– Ты меня не убедила.
– Мне просто пока не нравится еда, вот и все.
– Я тоже от нее не в восторге.
Я наблюдаю в зеркале, как сдвигаются мои брови.
– Иногда ты такой непонятный. – Вообще-то довольно часто, но я придерживаю язык. – Если тебе не нравится здешняя еда, почему тогда ты хочешь тут жить? Еда – это такая важная часть жизни.
За этим следует тяжелое молчание, потом:
– Сара…
Он замолкает при звуке мужского голоса, быстро лопочущего что-то по-французски. Я слышу, как Крис отвечает визитеру недовольным тоном, и меня опять начинает мучить совесть. Я чувствую себя мелочной и эгоистичной за то, что так не вовремя полезла к нему с такими пустяками.
– Сара, – снова начинает он, но я не даю ему закончить.