Книга Призрак мисс Миранды - Бетти Бити

— Кстати, интересно, — обратилась я к Робби, — знаешь ли ты некое известное изречение об актерах и актрисах?

Мы поднялись на склон высокого холма над Холлиуэллом, где дали отдых коням и сами устроили привал.

— Это что, — улыбнулся Робби, — загадка?

— Ни в коем случае.

— Значит, тест на общее развитие?

— Что-то вроде. Речь идет о каком-то широко известном изречении об актерской братии.

— Ах вот оно что. Да, знаю. Видимо, афоризм, где говорится, что единственная разница между актерами и детьми заключается в том, что первых нельзя отшлепать. Так? — Он бросил на меня быстрый проницательный взгляд. — А что? В чем дело? Почему ты так покраснела? Это же говорится об актерах и актрисах, а не о хорошеньких юных учительницах.

Я не стала просвещать Робби. На несколько минут я погрузилась в молчание. В голове крутились все варианты ответов, которые я могла и должна была выдать мистеру Пембертону. Затем, к счастью, верх взяло живущее во мне врожденное чувство справедливости, и я признала, что получила по заслугам.

И я решительно обратилась мыслями к настоящему. В тишине наступающего вечера воздух был недвижим и ароматен, но ниже нас, в долине, над нагретой солнцем дорогой и свежескошенными полями по-прежнему колыхалось марево горячего воздуха. Река в подковообразной излучине блестела на солнце, а дом, вокруг которого с этой высоты незаметно было безобразно раскиданное имущество киногруппы, стоял спокойный, торжественный и, как казалось, совершенно неизменившийся последний дом, за которым Дервент нес свои воды к морю.

Мы бросили поводья коням на шею, и теперь они пощипывали короткую травку дерна. В воздухе стояли запахи колокольчиков, фиалок и вереска; от реки тянуло легкой сыростью и солоноватыми ароматами моря.

Вонзив каблуки в землю, я пристроилась на небольшом холмике. Казалось, что Робби, прищурившись, наслаждается пейзажем. По главной дороге, огибавшей деревню, тянулась вереница крошечных автомобилей, размерами не больше майских жуков. Я видела, как рядом с домом сновали какие-то неразличимые отсюда фигурки и как вдалеке блеснул то ли серый, то ли белый корпус машины, скорее всего, автомобиля мистера Пембертона.

Робби засунул руку в карман брюк, вытащил бинокль и стал внимательно изучать простирающуюся внизу картину.

— М-да, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, проговорил он. — Думаю, что уловил солнечный блик. — Он нахмурился. — Скажи, Розамунда, — опустил он бинокль, — поскольку уж у нас сегодня день загадок… кто бы там мог наблюдать за нами в бинокль?

Я приникла к окулярам. Он положил мне руку на плечо, и теперь мы сидели щека к щеке.

— Как раз за углом дома. Между зданием и трейлером.

Не без труда я сфокусировала бинокль, но на этом расстоянии уловила лишь размытые очертания фигуры, исчезнувшей в груде декораций.

И неприятные слова мистера Пембертона, и неизвестный или воображаемый шпион, которого заметил Робби, — все это бросило тень на нашу встречу. Тень, которую не могли устранить ни великолепный салат из спаржи, ни ячменные блинчики с домашним вареньем и сливками.

Время от времени Робби бросал на меня задумчивый и оценивающий взгляд. Дважды, словно принося извинение за какую-то невысказанную обиду, он прикасался к моей руке, а один раз он, в самом деле начал:

— Послушай, Розамунда, я собираюсь тебе кое-что сказать…

Он густо покраснел и сквозь зубы пробормотал что-то неразборчивое. Затем покачал головой.

— Да? — сказала я по прошествии нескольких минут, поскольку он так и не закончил. — Так что ты хотел сказать?

— О, ничего особенного. Впрочем, что я говорю? Это очень важно. Но сейчас я не могу продолжать. Скажу позже.

Мне тут же пришло в голову, что, может быть, он сделает сейчас мне предложение, после чего я тоже зарделась и смутилась. Ибо вдруг подумала, что не хотела бы такое услышать. В то же время я не могла понять почему. Как же мне его остановить в таком случае?

— Я объясню тебе еще до окончания вечера, — бросил Робби. — Я давно понял, что рано или поздно должен это сделать. Обещаю. — И он снова погрузился в сосредоточенное молчание.

Вокруг стояла незамутненная тишина, в которой ясно слышался каждый звук. Но с другой стороны, тишина была полна такого ожидания, словно в мире не существовало ничего иного. Лошади встрепенулись раньше, нежели мы что-то услышали. Обе они вскинули головы и тихонько заржали, а снизу, с тропы, им ответила другая лошадь.

Затем послышался приглушенный стук копыт лошади, которая шла неторопливым шагом, и над Даунсом раздалось громкое приветствие.

— Салют! — Безошибочно можно было узнать сочный американский акцент Гарри Хеннесси. Он предстал перед нами верхом на почтенной серой кобыле, одной из тех, которых арендовали для съемок.

— Надо же! Повезло наткнуться на вас! — Мне пришло в голову, что нас можно было увидеть с расстояния в несколько миль, но мистер Хеннесси был так занят, привыкая к седлу, что вряд ли обратил на нас внимание. — Надеюсь, что я вам не помешал… и вообще…

Дожидаясь, пока Робби повторит мои заверения, что нет, никоим образом, он довольно неуклюже сполз с седла.

— Я решил, что до начала съемок очередного эпизода мне нужно попрактиковаться в верховой езде, — объяснил он, принимая холодное приглашение Робби разделить с нами остатки пикника. — Думаю, что теперь даже ближайшие друзья не назовут меня Чудо-мальчиком.

И, словно поставив перед собой задачу, обязательно втянуть Робби в разговор, он обратился к нему:

— Мне говорили, что вы опытный наездник, Робби.

Польщенный, Робби пробормотал:

— Ну, во всяком случае, неплохой.

— Не склонны ли вы к пресловутой чрезмерной скромности, свойственной англичанам?

Не выказывая недовольства, Робби лишь пожал плечами.

— Надеюсь, вам не составит труда дать мне несколько уроков? Учитывая, что мы забрались в такое укромное симпатичное местечко, подальше от этой сумасшедшей публики?

Робби неохотно согласился. Внезапно отбросив сигарету, он встал:

— Ну ладно. Но только несколько минут.

Эти несколько минут растянулись на полтора часа. Робби занимался с Хеннесси, пока не сгустились сумерки. Тот усвоил, как правильно ставить ноги в стремена, как держать поводья, как пускать лошадь в галоп и с какой ноги начинать его.

Я так и не поняла, понравились ли Робби его обязанности тренера. Конечно, ему льстило, что кинозвезда откровенно восхищается его мастерством и безоговорочно подчиняется всем указаниям.

Наконец, когда и долину затопили пурпурные тени, Гарри Хеннесси неохотно попрощался:

— Ладно, ребята, думаю, день прошел с толком.

Робби сокрушенно пожал плечами и усмехнулся.