Книга Шутки в сторону - Оксана Обухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вспомнила, что у Гоши душевная рана, и пошла на кухню нюхать и хвалить его шашлык.
Мисочка с маринованной свининой пахла изумительно даже для обкормленной кефиром и пудингами женщины.
— Гоша, ты талант и кулинар, — похвалила я, и Стелькин расцвел в улыбке.
— Я тоже так о себе думаю.
В качестве наглядной демонстрации оценки его талантов лазоревый тюрбан я не снимала до вечера.
Есть шашлык и секретничать пришлось при Стелькине, так как прилично выгнать из садовой беседки повара не представилось возможным. Гоша лично накрыл стол, надрал с грядок зелени, нажарил мяса и ждал благодарности.
Мы были сыты, как две львицы, завалившие недавно буйвола, но запах от мангала шел такой дивный, что вновь разжег аппетит, рюмашка водки окончательно растворила остатки обеденных пудингов, и аккуратно стянутое с шампуров мясо дождалось похвалы:
— Нектар. Гоша, это нектар. Рецепт продается?
Поговорив о шашлыках по-карски, по-грузински, по-новорусски и просто под майонезом, мы наконец приступили к основной программе. То есть быстренько, на скорую руку посвятили Стелькина в суть последних событий.
— Боже, какое чудо! — неадекватно и бурно прореагировал стилист. — Это то, что нужно! Тайны, интриги, смертельная опасность. — Гоша всплескивал руками и произносил эти слова с непередаваемо восторженными интонациями. — Полина Аркадьевна, я остаюсь у тебя жить.
— С пальмы рухнул? — ужаснулась подруга.
— Конечно, ты можешь считать меня ненормальным, — выражение лица Полины не оставляло сомнений, что именно так она и считает, — но это то, что мне сейчас необходимо. Отвлечения, смена декораций и так далее. Я остаюсь жить здесь.
В этот момент запиликал мой сотовый телефон, на дисплее обозначился номер Дианы, и, оставив двоих друзей ругаться дальше, я вышла из беседки, уединилась в кустах смородины.
— Привет, как у вас дела? — спросила журналистка.
— К нам Гоша жить пришел, — ответила я.
— Насовсем?! — ужаснулась Колбасова.
— Пока только до тех пор, как всех злоумышленников не поймаем.
— Гоните этого придурка в шею!!
Я поправила лазоревый тюрбан на голове и несмело предложила:
— Приезжай и сама гони.
— У меня простуда, — вильнула Диана.
— Ага, я помню, и еще аллергия на кошачью шерсть. Полинка тут пытается его вразумить, — говоря это, я обернулась к беседке, — но похоже, безрезультатно.
— Прости, что я во все это тебя втянула, — с самой искренней заботой проговорила Дуся. — Ты там еще не совсем сбрендила?
— От чего? Приятные люди.
— А конкретно что-нибудь по делу есть?
— Полный пшик, никакого оживления в стане противника. Все согласны выкидывать мебель прямо с микрофонами.
— Иди ты!
— Угу. Ничего особенного, если не учитывать поездки Стелькина на велосипеде до рынка.
— Это чмо еще на велосипеде ездить умеет? — задумчиво произнесла Диана. — Он у вас что — трехколесный?
— Дин. Перестань обзывать Гошу чмо. Он очень приличный парень. И талантливый.
— В каком месте его талант зарыт, я тебе попозже расскажу, — не сдалась Колбасова.
— Дин, мне всегда казалось, что ты справедливый человек, — всерьез обиделась я, так как терпеть не могла скабрезных намеков.
Дуся некоторое время посопела в трубку, я тоже молчала, и первой не выдержала она:
— Ладно, мир. Точнее, перемирие. Дай я последний раз обзову его чмо, и на этом закончим. Сонь, это чмо имеет ключи от Полинкиного дома?
— Видимо, да. Раз на рынок в наше отсутствие ездил. Или хотя бы знает, где Полинка держит запасные ключи.
— Ага. Значит, с сигнализацией он тоже умеет обращаться?
— Так получается.
— Так раскрути его по полной! Это… Этот тип давно мне подозрителен. Ездит туда-сюда, во всех тусовках светится…
— Дин, Гоша не от мира сего…
— Это точно, — вставила Колбасова, — марсианин. Их всего на земле два: он и Агузарова.
— Повторяю, — вздохнула я, — Гоша не от мира сего. Он артист. В нем подлости ни на грош нет.
— Ага-а-а!! — взревела Дуся и тут же подтвердила мои догадки: — А моя прическа?! Хорошо зима была, я два месяца в ушанке парилась!
— Все! — не выдержала я. — Хватит. Хочешь поговорить — приезжай. Я тут и так как уж на сковородке…
— Прости, прости, прости, — мгновенно опомнилась Дуся. — Я как о нем вспоминаю, так сразу…
— Уже слышала, — перебила я. — У тебя — все? Я пошла есть шашлык.
— У вас шашлык? — с завистью произнесла Колбасова.
— Да. Гоша приготовил.
— Тьфу! Чтоб он подавился!
Я убрала телефон в карман жакета и подумала о том, что же такого натворил Стелькин с нашей Дусей? Может быть, в тот день Дуся на свидание собиралась? Готовилась, перышки чистила, мечтала…
Ой, мама дорогая, если это так, то сочувствую обоим. Даже более того. Для Дианы свидания — редкая радость. Неудивительно, что она зациклилась на Стелькине, как на объекте для ненависти.
Пожелав всем терпения и мира во всем мире, я потопала в беседку.
Там царило полное единодушие. Гоша убалтывал Караулову и расписывал ей прелести совместного проживания. Показывая глазами на шашлык, объяснял, какая от него существенная польза получится, намекал, как давно собирался пожить в «деревенской глуши», плакал о том, как устал от столичной суеты, как сильно душевно изранен, и так далее.
— Гош, — вклинилась я в его песнопения, — я тут с Колбасовой разговаривала. Не мог бы ты мне ответить, чего ты с ее прической недавно намудрил?
— Намудрил?! — Кудесник расчески и фена взвился с лавочки. — Я создал из нее — картину! Из ее патлатой гривы я создал чудо! Я за такую прическу, может быть, международную премию отхватил бы! Я работал по наитию, по вдохновению! Это было нечто… нечто необъяснимое, потустороннее! А она меня — кулаком по шее! Вот, — парикмахер наклонил голову и пожаловался, — до сих пор болит. Может, перелом, а?
Представив себе пудовый кулак разгневанной Дианы на худенькой Гошиной шее, я согласилась, что может, но вряд ли. Скорее всего, травма получилась — морального характера.
Гоша еще пожаловался на тяготы жизни непризнанных гениев, на невнимание толпы и дорогое санаторное лечение. Я еще немного посоглашалась — дай Бог терпения к талантам! — и отправила художника в дом:
— Сбегай проверь осторожненько, стоят ли микрофоны по местам? Вдруг, пока ты на рынок катался, их снять успели?
Окрыленный доверием Стелькин унесся к дому, а я обратилась к Полине: