Книга Поиграли, и хватит - Марина Серова

Весь фокус заключается в том, что вы убираете документ раньше, чем озвучиваете свою «легенду». После этого мало у кого возникает охота к излишней подозрительности.

Во всяком случае, у Льва Анатольевича не возникла, и слава богу. Звякнув цепочкой, он освободил мне путь. Правда, и дружеской теплоты ни в его глазах, ни в голосе не прибавилось.

— Что ж, прошу. Но я, право, не предполагал, чтобы в такое время…

— У нас ненормированный рабочий день, Лев Анатольевич. Вы обратились к нам за помощью — стало быть, у вас теперь тоже. Прошу это учесть.

— Конечно, конечно. Но ведь я уже рассказал все, что знал. Не вижу, чем еще могу помочь следствию.

Я мягко улыбнулась:

— Пожалуйста, позвольте следствию самому судить об этом. Меня подключили на последнем этапе, я хочу ознакомиться с делом, так сказать, из первых уст. И потом, следствие на месте не стоит. Все время появляются новые данные…

Вингер смотрел на меня все так же холодно-безучастно. По-видимому, «новые данные» о пропавшей дочери его не интересовали.

— …Так что потребность во встречах и беседах возникает постоянно, Лев Анатольевич. Так где мы можем поговорить?

Мне показалось, что хозяин квартиры обреченно вздохнул.

— Вы не возражаете, если мы побеседуем на кухне? В комнате беспорядок: я там работаю, навалил бумаг повсюду. А вторая — комната дочки.

— Кстати, мне нужно будет потом осмотреть ее.

— Как, опять?.. Ну, если нужно… — Он равнодушно пожал плечами.

Мы прошли в маленькое царство пластиковой мебели «под дерево», наборов кухонной утвари «под Хохлому» и пестрых прихваточек в стиле «печворк». Обычная советская кухонька с геранями и непременным алоэ на окошке, но порядок образцовый. Пожалуй, Наташа Костенко права: мадам Вингер — отличная хозяйка.

— А где ваша супруга, Лев Анатольевич? Ирина Павловна, если не ошибаюсь. Ее нет дома?

— Нет, я один. Мы подумали, что ей лучше будет пожить несколько дней у матери, пока все это не разрешится… каким-нибудь образом. Все равно она пока не работает: двадцать шестой цех стоит. Она замначальника цеха.

— Да, я в курсе. Как она себя чувствует? Должно быть, ужасно переживает семейное горе?

Густые седоватые брови Вингера приподнялись на полсантиметра.

— А вы как думаете? Простите, у вас есть дети?

— Пока бог миловал, — вырвалось у меня.

— Ну да, ну да… У вас все еще впереди. — Он задумчиво смотрел сквозь меня умными серыми глазами. — Малые детки — малые бедки, а большие детки… н-да.

Короткие крепкие пальцы яростно забарабанили по клеенчатой скатерти. Но глаз он не отвел. Только слегка прищурился.

— Так что вас интересует? Я готов.

— Расскажите мне о дочери, Лев Анатольевич. У вас были с ней проблемы?

— Хм… Проблемы! Да у кого не бывает проблем со взрослыми дочерьми?! Покажите мне такого счастливца. С сыновьями, правда, их не меньше, но это уже другая тема…

Приготовившись освещать трудную тему, инженер поудобнее уселся на табурете, откинулся к стенке, оклеенной веселенькими обоями.

— Ольга всегда была трудным ребенком. Нет, она была способной, неплохо училась, музыкальную школу окончила — до сих пор скрипка лежит где-то на антресолях… Но — как бы это выразиться помягче, — у нее всегда были… повышенные запросы, что ли. Она требовала больше, чем мы могли ей дать, — в материальном смысле. Наверно, мы сами во многом виноваты, баловали дочку. Особенно мать и бабушка. Понимаете, она у нас была поздняя — я имею в виду, у Ирины, жена старше меня… Знаете же, как это бывает, когда девочка почти все время проводит у бабушки? «Оленька у нас самая хорошая, самая красивая, самая умная, Оленьке — все самое лучшее…» Я-то дочь почти и не видел: с утра до ночи на заводе. Приду, поцелую спящую — вот и все «воспитание». Меня только ставили перед фактом: Оле нужно то, Оле нужно се… Не могу сказать, чтобы мне нравилось такое потакание ребенку. Но в этом вопросе в собственной семье я всегда был в меньшинстве.

— Вы давно работаете на «Конусе»? — как бы между прочим вставила я.

— Да с первых своих трудовых дней. Впервые пришел еще практикантом с нашего ФЭТИПа — мы тогда внедряли одну коллективную разработку. Так что, когда закончил институт, меня там уже ждали. Считайте, на своем родном заводе и вырос: в следующем году дата будет — тридцать лет. И с женой своей там познакомился.

Что-то уж очень печально сказал он про свой трудовой юбилей. Без рабочей гордости. Или мне показалось?.. Кстати: а факультет-то он окончил тот же самый, где нынче учится наша компания.

— Стало быть, у Ольги наследственная тяга к технике?

— Да нет, этого я не сказал бы. — Папаша Вингер невесело усмехнулся. — Все гораздо проще. Дело в том, что… мне трудно об этом говорить, но к моменту окончания школы у нашей дочери резко проявилась тяга к веселой жизни. И ни к чему больше. Может, тут отчасти время виновато… В обществе пошел раздрай, вседозволенность, а тут еще у нас на заводе проблемы, начались задержки зарплаты, все такое прочее… Порой месяцами — стыдно сказать! — жили на пенсии родителей. Может, у Ольги была такая реакция на все это, не знаю… А, к черту! Надоело оправдывать и ее, и себя, и собственное бессилие… Я закурю, не возражаете?

Вот теперь он был искренним. Пожалуй, впервые с начала нашего разговора. Руки у Льва Вингера дрожали, когда он безрезультатно шарил по карманам в поисках пачки курева. Наконец нашел ее на полке у себя над головой. Потом долго искал спички, но так и не нашел — пришлось воспользоваться моей зажигалкой. Я составила ему компанию. Лишь затянувшись «Космосом», инженер почти успокоился.

— Простите… Татьяна… Александровна, да? Так вот, Татьяна Санна. Для нашей семьи настали ужасные дни. Дочь возвращалась домой в ночь-полночь, а то и утром, вся прокуренная, стала выпивать, и… В общем, я не знаю, чем еще они там занимались, нас с матерью она не посвящала. Мы с женой устраивали скандалы — ей и друг другу: все выясняли, кто виноват. Ольга, правда, пыталась избегать открытой конфронтации. Должно быть, она все-таки любит нас с матерью, хоть и по-своему. Успокаивала, подлизывалась, говорила, что, мол, «ничего такого» она себе не позволяет. Ну, покурили, ну, выпили, ну, поцеловались… В самом деле, что «такого»?.. Вот так мы и жили в последний год ее учебы в школе. Ольга не скатилась совсем только благодаря своим способностям и прошлым заслугам. Ну, отчасти и моему авторитету тоже. Но, разумеется, о том, чтобы поступить в какой-нибудь престижный вуз, не могло быть и речи. А уж тем более на коммерческой основе: с деньгами у нас было туго. Так вот и возник мой родной ФЭТИП. Когда-то не было в Тарасове престижнее места, а теперь… — Инженер горько махнул рукой. — В чести все больше финансы, менеджмент да адвокатура. А гордость отечественной промышленности лежит в руинах.

— И ваша музыкальная дочка не возражала против электронной техники и приборостроения?