Книга Ученье - свет, а богов тьма - Юлия Жукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-у… – Я оглядываюсь. – Кир, ты глазастый, посмотри, нигде вокруг не видно маленького рыжего зверька?
Кир старательно осматривается, потом вылезает наружу и вскарабкивается на купол унгуца – за что уж там можно уцепиться? – и крутится на месте, пока наконец не замечает что-то в стороне леса.
– Есть! Вон сидит, на куницу похожий такой.
Я снова вытряхиваюсь в снег и всматриваюсь в рыжую точку далеко среди деревьев.
– Кис-кис-кис… – зову растерянно. А как подзывают мангустов? – Э-э… Рики-тики-тави?..
В конце концов, когда я дохожу до «гули-гули», мангуст догадывается, что это к нему обращаются, и подбегает поближе, высоко подпрыгивая и ныряя в глубокий снег. Он весь распушился и явно мерзнет, уж очень тут погода не мангустовая.
– Лапочка, можно с тобой как-нибудь хозяину передать послание? – спрашиваю, не очень соображая, какого ответа я жду. Мангуст тоже смотрит на меня озадаченно, растопырив уши. – Мне бы с Ирлик-хоном поговорить, – поясняю.
Мангуст склоняет голову набок и хлопает длинным пушистым хвостом по снегу: раз, два, три… и кувыркается, внезапно пропав из виду.
– Ух, холодина! – слышу я за спиной знакомый голос. Оборачиваюсь – и точно, Ирлик в обличье Змеелова сидит рядом с Киром на куполе унгуца и ежится от холода, несмотря на пушистый лисий полушубок и толстые замшевые штаны. – Лиза, ты не могла меня куда потеплее пригласить?
– Извини! – пугаюсь я, еще не хватало простудить его. – Сейчас унгуц открою, в нем тепло!
Кир во все глаза таращится на бога и вслед за ним соскальзывает в салон. Технически унгуц у нас пятиместный – два сиденья впереди, три сзади. Вот на передние и приземляются Кир с Ирликом, а на задних не так уж много места: с одной стороны Алтонгирел с полулежачей Айшей, а с другой – просторный фильтрующий полог над Алэком в перевозной колыбельке. Я еле втискиваюсь. Алэк от всех перемещений просыпается, так что все равно приходится взять его на руки. Он радуется знакомому дяде и машет ручкой, Ирлик в ответ подмигивает. Алтонгирел, кажется, забывает дышать.
– Да-а, тут потеплее будет, – замечает Ирлик, передергивая плечами. – Так что у тебя тут стряслось?
– У нас тут девочка, – неловко объясняю я, – вот… к-квазар.
– Это я вижу, – кивает Ирлик, по-прежнему озадаченный.
– Я просто подумала, не мог бы ты ей как-нибудь помочь?
Ирлик легонько сдвигает брови.
– Она… – хрипло заговаривает Алтонгирел, прокашливается и продолжает не своим, нервным голосом: – Элизабет имеет в виду благословение стихий.
– Да я понял, – кивает Ирлик. – Я вообще по-человечески хорошо понимаю.
Алтонгирел бледнеет, Кир хихикает, а Ирлик становится коленями на сиденье, перегибается через спинку, нависнув над Айшей, и принюхивается. Мне кажется, у него даже нос удлиняется от усердия.
– Здравствуйте, – сипит Айша и улыбается, но Ирлик никак не реагирует.
– Не, – произносит он наконец, втягиваясь обратно и садясь себе на пятки. – Она в месяц Учока родилась, так что это не ко мне.
– Ты совсем ничего не можешь сделать? – расстраиваюсь я.
– Мочь-то я могу, но вот потом триста лет прятаться от Учока по всей планете в мои планы не входит, – усмехается Ирлик. – Было б дело летом, я бы еще отмазался, а сейчас его сезон, так что извиняй, хозяйка, тут политика. А чего ее в детстве не запечатали?
Я пожимаю плечами, но Айша вдруг отвечает сама:
– Не смогли.
– Как это не смогли? – возмущенно спрашивает Алтонгирел.
– В деревне, где мы жили, духовник пытался, но не смог. А ехать в город у отца денег не было.
– Что-то Учок разошелся, – замечает Ирлик. – На одном фронте гадит, на другом халтурит. Жена ему изменяет, что ли…
– Э-мм… Слушай, Ирлик, – говорю я, не очень желая выслушивать подробности половой жизни богов, – как ты считаешь, она в таком состоянии доживет до обучаемого возраста?
– Хотите ее на духовника учить? – хмыкает Ирлик. – Интере-есная идея. Только ничего не выйдет, из нее так шарашит, что никакая учеба впрок не пойдет.
Алтонгирел заметно сникает. Мне тоже жалко девочку, и Кира жалко, он так надеялся, что удастся ее вылечить…
– Ну мы можем хоть что-нибудь сделать, чтоб ей помочь? – спрашиваю его.
Ирлик пожимает плечами.
– Можешь Учока попросить, но осторожно, он подлюка такая… Плату берет только вперед, чуть недоглядишь, прошлое изменит.
– А какую плату-то?
– Подарок какой-нибудь, – поясняет Ирлик. – Золотишко, меха… Но ему надо по всей форме, с отправлением на ритуальном костре и прочими красивостями.
– Слушай! – хлопаю себя по лбу. – Я ж ему гобелен сплела!
Мало мне хлопка по лбу, еще и тычок в ребра получаю от Алтоши. Ирлик принимает высокомерно-оскорбленный вид.
– Я тут, значит, прибегаю по первому зову, а она этому вороньему сыну гобелены плетет!
– Ну, И-и-ирлик! – Я складываю ручки домиком. – Не сердись, я просто хотела его задобрить, чтобы он перестал нам пакости делать. Хочешь, я тебе еще сплету? Или вышью? Два раза?
Ирлик прищуривается:
– А ты красиво вышиваешь?
– Красиво! – с готовностью отвечаю я.
– Ну ладно, – соглашается он. – Так и быть, прощаю. Но жду от тебя портрет, и чтоб большой и красивый был!
– Хорошо-хорошо! – часто киваю я. – Вот вернусь домой и засяду!
– Можешь не спешить, я бессмертный, – усмехается бог. – А Учок теперь тебе и правда должен, можешь попробовать с ним поговорить.
– А это сложно? – уточняю я.
– Сложно, – серьезно кивает Ирлик и переводит взгляд на Алтонгирела. – Ты, духовник, не Старейшина пока, так ведь?
Алтонгирел прямо сидя вытягивается по струнке и рапортует:
– Старейшиной не являюсь, простите неразумного!
– Да ты передо мной-то не выделывайся, – дружелюбно говорит Ирлик. – Эту манеру лучше для Учока прибереги, он по-человечески не понимает. А ты, Лиза, учись. С другими богами вот так говорить нужно, иначе ничего не добьешься.
– Я так не умею, – развожу руками. – Я вообще по-муданжски так себе говорю.
– Это да, – соглашается Ирлик и кривится. – А ты, значит, духовник, раз не Старейшина, то и формул преподнесения не знаешь, так?
– Не положено, – лепечет Алтонгирел. – Простите…
– Знаю, знаю, не занудствуй, – перебивает его Ирлик. – Раз так, то доставай ручку там или что, записывай, диктовать буду.
Мы с Алтошей синхронно извлекаем наладонники.
– Техники-то, техники, – качает головой Ирлик. – На бумажку запишите, а то, как Учок явится, у вас вся эта техника вырубится к шакалам, он же не знает, как она устроена.