Книга История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1 - Жозефина Мутценбахер

Она рассказала брату об этом приключении, показала ему, как всё происходило, и с той поры оба часто играли в «распространителя». Однажды, когда их игра была в самом разгаре, их застукала Роза. Она совершенно неслышно предстала перед ними и, когда оба в испуге вскочили, спросила:

– Чем это вы тут занимаетесь?

Она, естественно, не получила ответа. Ветти и Шани боялись, что старшая сестра побьёт их или выдаст матери. Однако ничего подобного не случилось. Роза их не побила и не выдала. Зато ночью, когда брат и обе сестры, спавшие все вместе в одной комнате, уже лежали в кровати, она позвала Шани к себе.

– Что ты вытворял сегодня с Ветти?

– Ничего.

– Так ли уж? Просто от нечего делать задрал ей юбки и вынул сиськи?

– Ох, да мы всего лишь играли…

– Ну, тогда покажи мне, во что вы играли.

Шани стоял в темноте перед кроватью сестры. Ветти спала, в кабинете спала мать, и этот диалог вёлся шёпотом.

– Покажи мне, как же вы играли…

Шани не двигался с места. Тогда Роза откинула одеяло и сказала:

– Иди, ложись ко мне…

Забравшись в постель к сестре, Шани заметил, что она лежала там без рубашки, совершенно голая. Он сразу начал играть её грудями, которые ему уже давно нравились. А Роза ухватилась за его шлейф, она поглаживала его, мяла по всякому и была так возбуждена, что едва могла говорить. Шани тоже охватило сладострастие, хотя одновременно он испытывал страх. Во-первых, с Ветти он сношался всегда только днём и не раздеваясь, во-вторых, как младший брат он постоянно испытывал к Розе большое почтение. Сейчас же он лежал с ней рядом в постели, держал в руках её упругие, шарообразные, жаркие груди, а она играла его хвостом.

– Ты уже много раз занимался этим с Ветти? – тяжело дыша, спросила Роза.

– Да, – признался Шани, – уже много раз…

– Может мне следует матери обо всём рассказать? – пригрозила она, потирая при этом его стоящий шлейф.

– Нет, не говори ничего… – взмолился Шани.

Однако Роза продолжала:

– Ну, а сейчас ты даже лежишь у меня в постели, держишь мои сиськи и всяко играешь по мне колбаской. Вот погоди, если завтра я всё скажу матери…

– О, нет, ты не можешь сказать. Ведь ты меня сама позвала…

– Никуда я тебя не звала, – возразила Роза, – мать мне больше поверит, чем тебе. А я скажу ей, что ты сам явился ко мне в постель и хотел меня отсношать. И ещё скажу, что ты сношался с Ветти…

При этом она прижалась к нему и позволила дальше играть сиськами. Шани хотел, было, убраться подобру-поздорову. Но она крепко удержала его за шлейф.

– Ладно, так уж и быть, оставайся, телёнок, – заявила она, – я ничего не скажу. Не бойся. Просто я хочу, чтобы ты и меня обслужил. Давай, приступай.

Шани заскочил на неё. Она задрала ему рубашку повыше, так что он всей кожей ощутил её пышущее жаром тело. Затем широко раздвинула ноги и подвела к себе его шлейф. В полном восторге ощутил он тёплую припухлость её срамных губ и мягкую подушечку шелковистых волос на них. Он вжимал шлейф в её плюшку. Роза, как могла, помогала, однако она была ещё девственницей, и сладить с этим оказалось не так-то просто. Шани проталкивался изо всех сил, а Роза тихонько постанывала. В конце концов, вытянув руки, она схватила его за попу и буквально вдавила в себя. Шани почувствовал, как её пещера медленно расступилась, и он сейчас же вошёл. Роза тоже была удовлетворена достигнутым результатом и отослала его в свою постель. На следующее утро Шани обнаружил у себя на рубашке пятна крови, и Роза объяснила ему, что она-де лишилась невинности.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы Ветти обнаружила ночные игры брата с сестрой. Она шмыгнула к ним, и отныне они развлекались втроём, Шани же пришлось расплачиваться за всё. Может быть, матери бросился в глаза бледный вид юноши, или она ночью что-то услышала, одним словом, она стала присматриваться внимательней и, войдя однажды в комнату, застала Шани спящим в кровати Розы. Тут же была и Ветти. Она разбудила всю троицу и велела Шани отправляться в собственную постель.

На следующий день рано поутру она сказала:

– Никуда не годиться, что брат спит с сёстрами.

Роза тут же нашлась и солгала:

– Шани стало страшно.

Однако мать заявила:

– Если мальчик боится, то он с сегодняшнего дня будет спать у меня, чтобы впредь не повторялось, что он лежит с сёстрами…

Таким образом, кровать Шани была действительно перенесена в кабинет и установлена рядом с кроватью матери, так что он лежал бок о бок с ней. Теперь по ночам к нему приходила мать, прижималась к нему, чтобы он не боялся. Она брала его руки, клала их к себе на грудь, и Шани играл с ними, пока не засыпал. Эти груди не были такими налитыми и округлыми как у его сестёр, однако ещё достаточно крепкими. Так продолжалось несколько ночей, мало-помалу Шани осмелел и стал ещё теснее льнуть к матери, и та заметила, что у него стоит колбаска. Она ощущала прикосновение к своим чреслам маленького упругого шлейфа и отодвигалась. Однако при этом ещё глубже зарывалась грудями в его ладони, и Шани слышал тогда её учащённое дыхание. В такой игре опять миновало несколько ночей. Шани толкался шлейфом в обнажённое бедро. Она же каждый раз от него отшатывалась и даже время от времени очень тихо говорила: «Нет!», но, тем не менее, продолжала навязывать ему свою грудь, так что возбуждение его час от часу всё более нарастало. По прошествии десяти или двенадцати ночей она таки позволила его хвосту остаться у своего бедра, потом медленно-медленно опустила вниз руку, взяла его и начала легонько поглаживать. В конце концов, она кинулась на Шани, и, заскакав верхом на своём мальчике, воткнула в себя колбаску, наклонилась вперёд и прижала груди к его лицу.

– Ну, толкай! Толкай! – задыхаясь, прокряхтела она. – Мама тебе позволяет! Давай, толкай! Посильней!

Шани рассказал, как начиная с того момента, он каждую ночь сношал свою мать. Сперва лёжа снизу, потом сбоку, затем сзади и сверху. Иногда по три-четыре раза, но всегда он должен был исполнить не менее двух номеров. А днём его донимали сёстры, которые скоро подслушали, что происходило у матери в кабинете, и, оставив теперь всякую робость, могли более не таиться. Не было такого времени суток, когда бы он в очередной раз не отсношал какую-нибудь из сестриц или мамашу. Не осталось ни одной позиции, в какой он уже не совершал бы совокупление, ни единого уголка во всей квартире, который не был бы использован для этой цели. Он делал это на софе, на кресле, на столе, на кухонной скамье, на полу, с тремя бабами, каждая из которых норовила тотчас же схватить его за хвост, едва лишь заставала его одного. Обе сестры давно уже перестали стесняться друг дружку, потому что сплотились единым фронтом против матери. В отсутствие матери сестрицы заставляли брата сношать их, наблюдая одна за другой, и брали его хвост в рот, чтобы тот спустя минуту, почти без перерыва снова становился упругим, прежде чем им успели бы помешать. Мать тоже усердно прибегала к подобному лакомству, чтобы повысить его работоспособность. Хотя вскоре заметила, что Шани теряет силы где-то на стороне. Это послужило причиной грандиозного скандала и выяснения отношений между всеми тремя бабами, которые, однако, в итоге сочли более целесообразным мирно делиться мальчиком. Теперь нередко случалось так, что едва успев отсношаться с матерью, Шани должен был спешить к сёстрам, которые его звали, и мать позволяла ему идти. А было и так, что Роза или Ветти являлись в кабинет и прямо там получали удовлетворение, а мать наблюдала за этой сценой и затем, когда он совершал полный цикл натирания всех трёх особей, понуждала парня к четвёртой случке, потому что лицезрение опять возбуждало в ней непреодолимую похоть. Она больше ничего не имела против того, чтобы её девочки участвовали в ночных оргиях, и только если те использовали мальчика днём и таким образом отнимали у него силы для ночи, она злилась и лупцевала его всякий раз, как обнаруживала это.