Книга Агент его Величества - Вадим Волобуев

Доктор смутился.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю… Он так странно вёл себя, так смотрел…

– Ну что вы, Семён Родионович! Вам показалось, уверяю вас.

– Что ж, хорошо, если так.

Доктор помолчал, затем добавил:

– Поначалу, не скрою, его превосходительство и впрямь склонен был думать, что вы загуляли с местными бездельниками. Он даже намеревался списать вас с корабля от греха подальше. Подозреваю, что подобные мысли не отпускали его до последнего дня. Но теперь у него нет никаких причин думать подобным образом, и вы можете быть совершенно спокойны.

Заверения Хастатова не слишком убедили Костенко. Он явственно видел, что адмирал испытывает неприязнь к нему. Однако спорить с врачом не стал и поменял тему.

– Скажите, а как посол отнёсся к моему исчезновению?

– Был весьма обеспокоен, – ответил Илья Николаевич. – Ежеутрене отправлял нам телеграмму с запросом. Поднял на уши нью-йоркскую полицию и даже хотел обратиться в детективное бюро Пинкертона. Как только узнал о вашем обнаружении, примчался на корабль, хотел увидеться, но я, естественно, не пустил его. Вы спали и лишние переживания вам были ни к чему. Впрочем, не беспокойтесь – уже сегодня днём или вечером он наверняка опять навестит вас.

– Приятно видеть такую заботу, – пробормотал Костенко.

– Местные власти тоже всполошились, наводнили всю пристань полицией, которая вела себя довольно бесцеремонно, пробовала проникнуть на наши суда, но адмирал, разумеется, не пустил её сюда.

– Может быть, поэтому он так досадует на меня?

– Он вовсе не досадует на вас.

Костенко посмотрел на Хастатова и промолчал.

– Приходили посыльные от каких-то здешних шишек, – продолжал доктор после паузы. – Весьма интересовались вашим местонахождением…

– От каких шишек?

– Не знаю. Я не вхож в капитанскую рубку, вы знаете. Слышал, что его превосходительство имел объяснение с кем-то из местных политиков по поводу его назойливости…

– Вероятно, с Твидом. Или с каким-нибудь другим демократом, – задумчиво проговорил Костенко.

– Может быть. Я не силён в здешних раскладах.

Они поговорили ещё немного, и врач ушёл, оставив Костенко переваривать новые факты. Обмысливая своё положение, Семён Родионович всё более убеждался в неизбежности скорого отзыва из американской экспедиции. Никакого проку от него до сих пор не было, зато хлопот он принёс немало. Его необдуманные действия уже обратили на себя внимание барона Стекля, и скоро, несомненно, дойдут до сведения князя Горчакова. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: посол, и без того недовольный прибытием эскадры, воспользуется этим случаем для избавления от неугомонного агента. Будущее рисовалось Семёну Родионовичу в самых мрачных красках.

Однако встреча со Стеклем прошла куда теплее, чем ему представлялось. Взбудораженный и растерянный, посол ворвался к нему в палату, долго тряс руку и осведомлялся о здоровье. На лице его было написано такое искреннее участие, что Костенко засомневался: действительно ли Стекль – такой холодный дипломат, как о нём говорят в России? Поведением своим посол демонстрировал самую неподдельную тревогу за судьбу Семёна Родионовича. Подробно расспросив его об обстоятельствах исчезновения, он принялся ахать, заверяя Костенко в своей решимости разобраться в этом деле.

– Ох уж эти поляки, – говорил он, качая головой. – Ведь я предупреждал вас, Семён Родионович: будьте осторожны. Но вы меня не послушались, и вот результат. Ах, ах, какое несчастье! Какой чудовищный казус! – Он вдруг оборвал поток своих причитаний и посмотрел на Костенко. – Кстати, Семён Родионович, вы знаете, что Моравский убит?

– Ка-ак? – изумлённо выдохнул Костенко.

– Да-да, выстрелом в голову. Возле собственного дома. Среди местной Полонии большой переполох.

– Когда же это произошло?

– Вчера.

– Получается, он непричастен к моему похищению?

– А почему вы думали, что он причастен?

– Ну как же – поляки, капёры…

– И что с того?

Костенко недоумённо уставился на посла.

– А у вас, стало быть, есть другая версия?

– Ничуть. Я лишь предполагаю, что Моравский мог быть непричастен к этому делу.

– А кто же тогда похитил меня?

– Не знаю. Англичане, южане, местные бандиты, наконец.

– Но они говорили на каком-то славянском языке!

– Это лишь доказывает, что среди похитителей были славяне.

– Они выспрашивали о польском мятеже.

– Возможно, тот, кто организовал ваше похищение, нанял нескольких поляков, чтобы нарочно пустить вас по ложному следу.

– Вы так говорите, словно защищаете их, – пробурчал Костенко.

– Вовсе нет. Я допускаю, что вы побывали в руках польских эмигрантов. Но это вовсе не доказывает, будто ваше похищение – инициатива Полонии. Вполне возможно, кто-то воспользовался её услугами, чтобы вытянуть из вас информацию.

– Кто же это?

– Понятия не имею.

Костенко прищурился.

– Любопытно, а откуда им было известно, о чём мы говорили в Таммани-Холле и какие инструкции вам передал великий князь?

Стекль задумчиво пошевелил бровями.

– Это действительно любопытно. Вы рассказали им всё, что знаете?

– Кое-что утаил.

– Что именно?

– Например, тот факт, что Попов отправил к нам своих офицеров с картами.

– Весьма похвально. Это делает вам честь. Что касается странной осведомлённости похитителей, предположу, что у них есть своя рука в Вашингтоне.

– Вы полагаете?

– А у вас есть другое объяснение?

Семён Родионович почесал макушку. Чем-то ему не нравились слова барона. Какие-то они были… подозрительные, что ли. Как будто тот продолжал учинять допрос Семёну Родионовичу, но действовал на этот раз не силой, а хитростью.

– Мне бы очень хотелось взглянуть на эту руку, – усмехнулся Костенко.

– Мне бы тоже.

Они пристально посмотрели друг на друга.

– Семён Родионович, – мягко произнёс барон. – В ближайшее время к вам явится полиция с рядом вопросов. Я бы настоятельно просил вас говорить с ними только в моём присутствии. Хорошо? Видите ли, есть ряд щекотливых нюансов, которые не имеют к вашему делу никакого отношения, но могут всплыть в беседе. Полиции их знать вовсе не обязательно. Вы согласны?

– Пожалуй.

– Вот и прекрасно. Желаю вам скорого выздоровления и разрешите откланяться.

Полиция действительно скоро нагрянула. Правда, Лесовский не пустил её на корабль, но позволил Костенко побеседовать с сыщиками в здании полицейского управления. Решение это далось ему нелегко – как всякий военный, он глубоко презирал рыцарей плаща и кинжала, будучи убеждён, что вся их работа состоит в собирании грязных сплетен. Не приходится сомневаться, что если бы предметом интереса стражей правопорядка был какой-нибудь офицер или матрос с его эскадры, Степан Степанович никогда бы не согласился отдать его на съедение фараонам. Но Костенко сам проходил по линии тайной канцелярии, а значит, был немного сродни шпикам. Это позволяло смотреть на него с некоторым пренебрежением, не рассматривая его встречу с американской полицией как оскорбление российского стяга.