Книга Парализатор - Сергей Бакшеев

— Тиски, — уставший Кабан смачно зевнул. — А на хрена за ними гоняться? Попадутся — уроем, а так, чего напрягаться. В бордель можно и других малолеток определить.

— Заткнись! Только и можете, что проституток жарить. С борделей навар небольшой, да еще легавым вечно отстегивай. Раньше с коммерсов деньги текли, а сейчас?

— Теперь мы их грабим.

— Последний раз еле ноги унесли. Вшивую контору не смогли обчистить. А кавказцы берут банки!

— Так черные палят без разбору, а ты велишь без мокрухи.

— О тебе забочусь. По трупам следаки ушлые пашут, а если только бабло пропало, заяву под сукно кладут. В стране миллиардами прут, а тут какие-то десятки тысяч. Въезжаешь?

— А при чем тут Одноручка и Колченогий?

— Потом поймешь. Сначала взять их надо. Особенно пацана. Тогда у нас появится секретное оружие.

— Не врубаюсь я, Тиски. Какое еще оружие?

— Думаешь, почему я его называю Парализатором? — многозначительно изрек Тиски и достал страницу из дела Марины Андреевой. — Вбей-ка лучше этот адресок в навигатор, чтобы нам не плутать.

22

Мы входим в подъезд вслед за молодой мамочкой с коляской. Я помогаю поднять коляску к лифту. Благодарную улыбку юной мадонны сглатывают закрывающиеся двери. Коляска заняла весь лифт. Нетерпеливая Марго поднимается пешком, а мне это не по силам. Я сдуру забираюсь на второй этаж и там дожидаюсь лифта. Когда оказываюсь на восьмом, Марго всё еще мнется у семьдесят третьей квартиры.

— Позвони ты, — просит она.

Я не узнаю подругу. Обычно вызывающе дерзкая она жмется к стенке, явно скрывая пустой рукав. Я тяну палец к кнопке звонка, но Марго меня одергивает:

— Подожди! А вдруг, у папы новая семья? Тебе ничего не сказали?

— Ничего такого, — смущаюсь я.

Вообще-то кое-что после имени Виталий Андреев я услышал. Но слова «алкаш проклятый» и «тюрьма по нему плачет» повторять не хочется.

— Ну, давай. — Марго поправляет челку и вздергивает носик.

Я звоню. Жать приходится долго. Но вот я слышу грохот перекатывающихся бутылок и неуверенную поступь. Дверь распахивается. Тщедушная фигура в растянутой майке с наколками на плечах держится за косяк. Два мутных глаза над неровной щетиной наводят резкость и фокусируются на моей переносице.

— Чего надо?

Марго молчит, приходится говорить мне.

— Вы Виталий Андреев?

— Витал я. А ты кто таков?

— Понимаете… Это неважно. — Я делаю шаг в сторону. — Вот ваша дочь.

— Чего? Какая еще дочь?

— Марина, из интерната, — объясняю я после неловкого молчания.

— Не узнаю, — мотает головой Витал. — У меня маленькая была, а это дылда.

— У вас были две дочери. Маленькую звали Катя. Она погибла вместе с мамой, а Марина пять лет жила в интернате. Вы в тюрьме сидели. — Торопливо объясняю я.

— В колонии я кантовался. — Витал смотрит на растерянную Марго, но обращается по-прежнему ко мне. — И какого хера ей надо?

— Ну, как же. Это ваша дочь, Марина Андреева. Она приехала к вам!

Витал звучно чешет грудь, морщит похмельную физиономию.

— Слышь, дочь, а деньги у тебя есть?

— Вот. — Марина неожиданно выступает вперед и протягивает всё, что у нас осталось.

Витал, с невероятной для похмельного человека проворностью, выхватывает купюры и тут же захлопывает дверь. Мы слышим его визгливый голос:

— Пошли отсюда! Нет у меня никакой дочери! Вали шалава!

— Отдай деньги! Отдай деньги, мужик! — долблю я по двери.

— Полегче с предъявой, козел! Я тебе руки ноги обломаю и в параше утоплю. Исчезни, а то сейчас с финкой выйду.

— Ты вор!

— Тоже мне прокурор нашелся. Вали пока цел! И шалаву свою забери.

Соседняя дверь приоткрывается. Над натянутой цепочкой видны губы в морщинах, кончик носа и недовольный глаз. Губы выпаливают:

— Будете скандалить, вызову полицию!

Дверь хлопает, один за другим щелкают закрывающиеся замки. В квартире Витала раздаются гудки домофона. Он поднимает трубку, продолжая сыпать угрозами, но под напором требовательного голоса стихает.

«Это участковый. Откройте дверь», — слышу я в домофоне.

Мама дорогая! Ничего себе скорость у московской полиции!

— Марго, нам лучше слинять, — предлагаю я.

Мы спускаемся по ступеням, и тут я понимаю, что голос участкового кого-то очень мне напоминает. Скрытая угроза, произнесенная уверенным тоном.

Вот дерьмо! Это наш враг!

Я останавливаюсь и удерживаю Марго:

— Это Тиски, а не участковый.

— Ты уверен?

Внизу хлопает входная дверь. До нас доносится:

— Моня, топай по лестнице, а мы на лифте. Поднимешься на верхний этаж и спустишься к семьдесят третьей. Если что, звони.

— Почему я?

— Худеть тебе надо, толстый. Достань мобилу и держи палец на кнопке вызова брата.

Я и Марго подавленно смотрим друг на друга. Теперь сомнений не осталось. Бандиты и сюда добрились! Они действуют как заправские профессионалы, одновременно прочесывая лестничную клетку и контролируя лифт. На этот раз с балкона не прыгнешь и под кроватью не спрячешься. Влипли!

— Я знаю, где можно укрыться, — шепчет Марго.

Прежняя решительность возвращается к ней. Мы спускаемся на этаж ниже. Марго нервно жмет звонок одной из квартир.

— Тут живет моя одноклассница, — объясняет она.

Натужно гудит старый лифт, кабина поднимается выше и выше. А снизу грузно топает Моня. Успеют нам открыть дверь или нет? Ну же! Открывайте! Пожалуйста.

Марго опускает палец с кнопки:

— Летом она обычно на даче.

Лифт останавливается у нас над головой. Бандиты выходят. Мы замираем, любой шорох — и нас услышат. А Моня уже преодолел половину пути.

«Что делать?» — кричит отчаянный взгляд Марго.

23

— Ну, что? Разве я не похож на участкового?

Тиски мгновенно оценил блатные татуировки на тщедушной фигуре алкаша, открывшего дверь квартиры с номером «73». Красноречивее их говорил затравленный взгляд мелкого урки.

— Правильно. Я хуже. — Тиски грубо пихнул алкаша, зашел внутрь и кивнул Кабану: — Проверь хату.

Пока Кабан осматривал убогое жилище, Тиски оседлал стул в центре комнаты, облокотившись руками о спинку. Перед ним покорно сгорбился хозяин квартиры.