Книга Я буду рядом - Кун-Суук Шин

Среди растений в магазинчике было мало цветущих экземпляров, повсюду только валялись лепестки бальзаминов и гиацинтов, а их листья выглядели увядшими и блеклыми.

– А вы, молодые люди, возвращаетесь с демонстрации?

Мы молчали, не зная, что ответить. Она глубоко вздохнула и нахмурилась:

– И когда же эта страна перестанет, наконец, бунтовать? Я даже не могу упорядочить работу своего магазина. Мне часто приходится закрывать его в рабочее время, а воздух здесь такой плохой, что цветы не выдерживают и вянут. Вы только взгляните! В этой клетке у меня жили две птички, но вчера они умерли. И посмотрите на мое лицо. Даже в таком возрасте я не могу избавиться от угрей на коже, а все потому, что каждый день дышу слезоточивым газом.

– Вот как!

– Если вам что-нибудь понравилось, возьмите себе. Здесь все так увяло, что было бы неправильно брать с вас деньги.

Женщина с печальным видом взяла ту карликовую пальму и поставила ее в пластмассовый горшок, а затем в пакет.

– Когда придете домой, то пересадите растение в другой горшок, затем хорошенько полейте. Мне жаль, что мы, старшее поколение, не смогли дать вам жизнь, где никому не пришлось бы митинговать. Мне очень жаль!

Пока владелица цветочного магазина приносила свои неожиданные извинения, Мен Сё рассеянно смотрел на мои босые ступни, но вдруг он сорвался с места и перебежал на другую сторону улицы к телефонной будке. Владелица цветочного магазинчика, похожего на чулан, чувствовала себя чужой в этом городе.

– Это может показаться смешным, словно история о том, как кошка высиживала яйцо, но… вы, дети, правы, но… если вы продолжите и дальше устраивать все эти митинги и демонстрации, нам, еще оставшемуся в живых старшему поколению, тоже придется что-то делать. Тогда нам придется устраивать демонстрации против всех демонстраций. – Она горько улыбнулась. – И дело вовсе не в том, что вы поступаете неправильно. Дело в том, что мы тоже не можем так жить дальше.

– А как?

– Мы должны зарабатывать на жизнь.

Хозяйка цветочного магазина убеждала меня, словно мы были родственниками. Я не знала, как отвечать на ее резкие слова. Я не сделала ничего плохого, но стояла перед ней с виновато опущенной головой. Я надеялась, что Мен Сё скоро вернется за мной. Чем больше она говорила, тем беспокойнее я вглядывалась в темноту на другой стороне улицы, в очертания телефонной будки.

– Наше время упущено, а вы можете сделать этот мир лучше для следующих поколений.

Все с тем же печальным лицом женщина заперла дверь своего магазинчика. И вот она и ее цветы исчезли, и я уже не могла с точностью утверждать, разговаривала ли с кем-то еще несколько мгновений назад, когда передо мной поблескивали в темноте лишь холодные металлические ставни. Чтобы уменьшить боль в коленях, я прислонилась к закрытым ставням, соскользнула на землю и наблюдала, как Мен Сё вышел из телефонной будки и направился ко мне.

Он уселся на землю рядом со мной.

– Сейчас придет Миру, – сообщил он.

– Миру?

– Я попросил ее принести тебе что-нибудь из обуви. Какой у тебя размер?

– 235[9].

– У Миру тоже.

Похоже, он знал о ней абсолютно все.

– Откуда она придет? – спросила я.

– Со стороны Мендон.

До переулка мы уже миновали Анквудон. И поскольку автобусы не ходили, Миру придется всю дорогу идти пешком. Сегодня днем я по карте выбирала длинный маршрут для возвращения домой и хотела отправиться в сторону дворца Токсогун, пройти мимо ратуши и ворот Кванхвамун, а затем двинуться в сторону Квайхвадон, пройти через Анквудон, мимо Укромного сада и Мендон. На эту прогулку ушло бы два часа, а я подумывала о маршруте подлиннее, чтобы вернуться домой хотя бы через три часа. Но с тех пор, как я ушла из университета, прошло уже несколько часов, от здания городской ратуши Мен Сё нес меня на спине, но мы оказались всего лишь на Анквудон.

– Миру переехала на Мендон с Тунсандон? – поинтересовалась я.

– Мы жили вместе на Тунсандон.

– Что?

– Мы жили в доме, который родители Миру оставили ей и Мире, – ответил он.

– Мире?

– Это старшая сестра Миру.

– У Миру есть старшая сестра?

Он кивнул в ответ, а затем вдруг произнес мое имя и принялся неловко теребить пластиковый пакет с пальмой. А затем он взял мою руку и положил к себе на колено. Я почувствовала корку засохшей грязи на его джинсах.

– Если честно, я не хочу, чтобы вы с Миру стали подругами, – признался он, – но каждый раз, когда вы меня видите, то непременно спрашиваете друг о друге.

– Миру спрашивала обо мне?

– И вы обе очень настойчивы, разыскиваете друг друга. Я уже и не помню, сколько времени прошло с тех пор, когда Миру кем-нибудь так интересовалась. Мне следовало бы порадоваться за нее, но вместо этого я очень встревожен.

– Почему? – спросила я.

Он глухо рассмеялся и сказал:

– Похоже, мы встретили тех, кого должны были встретить. Ты только вспомни, при каких бредовых обстоятельствах мы нашли друг друга.

– Почему ты так серьезно все это воспринимаешь?

Наверное, он хотел сказать: «Я, серьезно?» – но снова только рассмеялся.

В ожидании Миру мы сидели, прислонившись к закрытым ставням магазина, словно солдаты разбежавшихся вражеских войск, и разговаривали.

– Миру, Мире и я жили вместе в доме на горе на Тунсандон. Мы вместе выросли. Мире на год нас старше, но мы трое всегда были неразлучны. Она первой поступила в университет и жила в пансионе. Когда мы с Миру присоединились к ней, их родители подарили нам дом. Мы жили втроем. Ты понимаешь, что это означает?

– Конечно.

– В самом деле? Все вокруг считали, что это довольно странно.

– Почему?

– Потому что я мужчина и не состою с ними в родстве.

– Но ведь ты сказал, что вы вместе выросли?

Он пристально посмотрел на меня. Я вспомнила о Дэне. Дэн мог сказать, что я не люблю его, но я любила проведенную вместе с ним пору. Мы могли быть вместе, и при этом нам совсем не обязательно было о чем-то разговаривать. И даже когда у нас иссякали темы для разговора и мы умолкали, это никогда не причиняло нам неудобств. Мы могли часами сидеть друг против друга и ничего не говорить. В такие часы я обычно читала, а Дэн рисовал в своем альбоме. Для нас было вполне естественно молча сидеть рядом или идти куда-нибудь бок о бок, не произнося ни слова. Если один из нас говорил что-то, другой понимал в десять раз больше. Но для возникновения такого понимания между нами понадобилось много времени. Наше взаимопонимание возрастало постепенно, по мере нашего взросления, по мере изменения восприятия привычных вещей, в окружении которых мы росли.