Книга Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале - Марк Дэпин

Я развелся спустя полтора года после своего возвращения в Австралию, но продолжал уклоняться от женитьбы на Ди, потому что она причинила мне страшную боль, и я не мог простить ей этого, не мог забыть – а она продолжала мучить, заставлять, уламывать меня. Главным доказательством того, что я хотел ее, для Ди мог стать только законный брак; для меня доказательством ее чувств могло стать полное приятие, бескорыстность и дружелюбное отношение с ее стороны.

Ди была моей музой и умудрялась собирать меня по частям даже после того, как сама рвала в клочья. Мне требовалось доказать ей, что я был необходим – даже тогда, когда не был – и что со мной нельзя обращаться как с торговым агентом.

Мой дед Джимми умер в 1988 году, всего через неделю после того, как я уехал из Англии. Позднее я написал небольшой рассказ, где он был главным героем – бывшим австралийским военнопленным, живущим в ветхой лачуге в Бирме со своей престарелой женой. Окончив рассказ, я рыдал, как никогда не рыдал по своему деду. Другие люди тоже рыдали, когда я читал им свое произведение. Я отправил рассказ в «Минджин», который тогда считался самым авторитетным австралийским литературным журналом, и главный редактор купил его. Вторую копию я отослал британскому актеру Уоррену Митчеллу, который тогда гастролировал по Австралии. Митчелл был похож на моего деда, а тот очень ценил его игру в фильме «Пока смерть не разлучит нас». Я спросил Митчелла, согласился бы тот играть моего деда, если бы я переписал свой рассказ как сценарий фильма, и он сказал, что тоже рыдал, читая мое творение, и, разумеется, готов сыграть эту роль. Тогда я поступил на факультет журналистики Сиднейского технологического университета и стал посещать кинодраматургию как курс по выбору. Я даже выиграл фант Австралийской финансовой кинематографической корпорации в десять тысяч долларов на дальнейшее развитие моей идеи.

Мы жили в восточной части Редферна, в десяти минутах от Эвелей-стрит – улицы, где находились самые знаменитые трущобы Австралии. Однажды три года назад, когда я ждал автобус неподалеку от железнодорожной станции Редферн, ко мне подошел контролер, которому я почему-то очень понравился. Он посоветовал мне соблюдать осторожность, особенно если я окажусь на Эвелей-стрит.

– Туда вам можно ехать только с Кури, – доверительно сообщил он.

Я недавно приехал из Англии и слыхом не слыхивал ни о каком Кури. Тогда я подумал, что это такое средство самообороны.

Я часто видел этого контролера, когда переехал в Редферн. У него по-прежнему оставалась масса времени на индивидуальный подход к пассажирам, потому что он ни у кого не спрашивал билета. Люди, сходившие на станции Редферн, никогда не платили за проезд. Если были закрыты запасные ворота, то они лезли через забор. Но запасные ворота чаще всего стояли нараспашку, поэтому в кассе было не очень много клиентов. Надпись «Выхода нет» с таким же успехом могли заменить на «Не разговаривать».

В «Банке Содружества» всегда было полно посетителей, желавших получить пенсию, которая им не полагалась. Однажды вечером я наблюдал, как бледный молодой человек пытался обналичить деньги по чеку, выданному Николя Б. Вилкинсу. Он утверждал, что чек предназначался ему, но он успел поменять имя.

– Но я оставил прежние инициалы, – убеждал он кассира.

– И как же вас зовут теперь? – спросил мужчина в окне.

– Носорог Б. Вилкинс, – с вызовом сказал парень, рассчитывая поддержать таким образом интерес собеседника к разговору.

Я так и не узнал, получил ли Носорог свои наличные, но мне доподлинно известно, что многие посетители покидали банк разочарованными. Гораздо больше денег ходило по рукам на улицах, среди наркоторговцев и владельцев ломбардов.

Недалеко от нашего дома было два театра – «Уличный театр Бивор» на Слурри-хилз и «Независимая комиссия против коррупции». (Собственно, прочему против коррупции, а не «против похоти» или «против лени»?) Ди водила меня на пьесы Шекспира в Биворский театр, а я таскал ее посмотреть, как жуликоватые копы получают по заслугам в «Коррупции». Я был очень удивлен тем, как работает полиция Нового Южного Уэльса – наркоотдел продавал наркотики, отдел по ограблениям совершал или санкционировал вооруженные ограбления, а убойный отдел специализировался по убийствам. Как будто их сотрудники буквально понимали названия своих отделов.

В Редферне я узнал, что, если мужчина обращается к тебе «брат», он чего-то от тебя хочет. (Это справедливо, даже если речь идет о твоем биологическом брате.) Уличные «братья» часто обращались ко мне за сигареткой, реже – за денежкой, а однажды попросили дать откусить от моей шавермы. Наиболее убедительным мне показался один профессионал, основательно потрепанный неблагоприятным климатом. Он сказал:

– Вот посмотри – я черный, а ты белый. – Он не побоялся такого противопоставления и добавил: – Одолжи нам сорок центов.

Я протянул ему пятидесяти центовую монету.

– Одолжи доллар, – потребовал он тогда.

Овощи я покупал в самозваном «супермаркете» напротив «Виндзорских квартир». На кассе сидел Салем – гигант из Ливана, обладатель аристократичного выражения лица. С окружающим миром Салем общался посредством едва заметных движений бровей, и довольно долго я полагал, что единственными словами, которые он мог сказать по-английски, были «Нужен маленький полиэтиленовый пакет?».

Когда я пришел покупать цветы для Ди, он не на шутку разволновался и спросил:

– Неприятности у тебя?

Я улыбнулся, отрицательно покачал головой (хотя неприятностей у меня было предостаточно) и поспешил домой, чтобы рассказать Ди о том, как мы с Салемом сломали лед непонимания.

Спустя неделю я пошел купить пару килограммов картошки.

– Неприятности у тебя? – снова спросил Салем.

План Рафа, по которому я должен был сразиться с Костей Цзю, был чарующе прост.

– Ты сможешь достать его хорошим ударом справа, – объяснял он мне. – А когда он подойдет пожать тебе руку, пни его исподтишка и падай на пол – он не посмеет пнуть тебя в ответ.

Цзю – русский боксер – недавно переехал в Австралию. Он провел двести семьдесят любительских поединков, из которых в двухстах пятидесяти девяти одержал победу, и одиннадцать профессиональных боев – без поражений или ничьих. Он часто получал авансы как будущий самый молодой чемпион мира в самой непонятной весовой категории и в итоге стал одним из величайших чемпионов своего времени.

Боксеры вроде Цзю – редкие гости в Австралии. Он настоящий артист, трюкач, танцор на ринге. Он выбирает мишень и наносит по ней удар – в живот, грудную клетку, скулу, нижнюю челюсть – как если бы перед ним была панель управления. Он наносит удары, а сам фантастически умудряется избегать их, при этом внешне кажется, что он вообще не старается защитить себя. Он обладает силой тяжеловеса и скоростью легкого бойца. Цзю великолепен. В 1993 году он был одним из лучших боксеров планеты, а я одним из худших, и почему-то я решил, что мне предстоит сразиться с ним.

Цзю родился в городе Серове на Урале, он наполовину кореец, а наполовину сибиряк. В двадцать четыре года он был вне времени и вне пространства, у него было тело школьника, лицо эльфа и улыбка деспота. Костя носил косичку, которая начиналась от макушки и опускалась до уровня плеч, как у молодого Чингисхана. Его тренировал Джонни Льюис в Ньютоне. Члены его фанклуба отращивали такие же косички, тренировались вместе с ним и старались соответствовать бешеному темпу, в котором работал Цзю. Он был красив, харизматичен, сдержан, вежлив и патологически крут. Каждый хотел быть им. Никто не хотел быть мной.