Книга Гавайская история - Надя Лоули

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Волны Тихого океана накатывались на берег и мягким, ненавязчивым шумом старались успокоить рыдающую в голос Ветку: «Иш-ш-шь, милая, как тебя терзает и муч-ч-ч-чает жизнь… Слыш-ш-ш-шишь… не плачь…»

«Господи! Будь проклят этот остров вместе с океаном и со всеми вместе взятыми красотами и экзотикой… Хочу домой, в Россию…»

Ветка размазывала слезы и косметику по лицу, выкрикивая в бесконечную сине-лазурную даль свою боль и страдание. Чистое, без единого облачка небо сливалось на горизонте с океаном и равнодушно оглядывало бьющуюся в истерике Ветку.

«Господи, как я хочу домой, в холод и слякоть!..»

Выкрикнув все накопившееся, Ветка неожиданно успокоилась. Она обессиленно рухнула на мягкий горячий песок. Полежав на берегу, нехотя встала, стряхнула прилипшие песчинки и медленно побрела к дому.

Дом, окруженный зарослями экзотических кустов и невиданных растений, цветущих яркими цветами всех мыслимых и немыслимых оттенков, был сказочно хорош.

Надвигался Новый год. Для нее, выросшей в российской глубинке, это был главный праздник, даже более значимый, чем собственный день рождения. Праздник, которого она ждала весь долгий, ничем не примечательный год. Ведь новогодние торжества с бесконечной чередой веселых застолий, которые в детстве приносили столько сюрпризов, подарков, были самыми счастливыми моментами в ее не слишком богатой радостью жизни. Но здесь никто не отмечал этот праздник с таким размахом. Все устраивалось благопристойно и достаточно скромно: ужин в девять; в десять — телевизор (праздничное шоу); шампанское начинали откупоривать без пяти двенадцать, а в половине первого уже отправлялись ко сну — спокойной ночи! То ли дело в России!

Светлана с тоской вспоминала суматоху предпраздничных сборов, радость родителей, умудрившихся достать что-то вкусное для новогоднего стола, снежинки, падавшие на воротник ее потертой кроличьей шубки.

Но здесь, на Гавайских островах, какие снежинки?! Тридцатое декабря, пятница, плюс тридцать градусов по Цельсию. Было безлюдно и спокойно, как и в канун по-семейному тихо отпразднованного католического Рождества.

Американцы воспринимали Новый год как приложение к этому главному празднику года, в то время как для Ветки день двадцать пятое декабря ровно ничего не значил, как, впрочем, и седьмое января, православное русское Рождество. Правда, теперь она, никогда не отличавшаяся религиозным рвением, отмечала его в пику здешним обычаям.

Годовалый скотч-терьер Барб радостно взвизгнул, подпрыгнул и лизнул мокрым шершавым языком лицо заплаканной хозяйки: «Да что с тобой? Зачем плакать? Смотри, какая благодать вокруг!»

Светка машинально погладила его жесткую шерстку, он успокоился и мирно улегся под деревом — в тени и прохладе. На раскаленный, как сковородка для блинов, остров опускался знойный полдень. И жизнь на три-четыре часа замирала, чтобы потом очнуться от испепеляющей жары и снизойти блаженством благоухающей природы на островок, затерянный на бескрайней океанской равнине. И только к полуночи, в тихой звездной ночи, на островитян нисходила прохлада под звуки баюкающего прибоя.

«Нет, ты скажи мне, Барб, и это называется зима?» — не стерпела Светлана.

Барб, чуть повернув голову, виновато посмотрел на нее. Ну чем помочь любимой хозяйке? Пес чувствовал, что она страдает, но не мог понять почему. Чего же ей еще надо для полного счастья в жизни: прекрасный дом на берегу океана, чудесный муж и, конечно, он — Барб, любящий верный пес!

Ветка посмотрела на часы и стремглав кинулась на кухню: через каких-нибудь десять минут появится Стив, у него обеденный перерыв.

Она сразу повеселела. Хоть будет с кем перемолвиться словечком. Как она устала от пустоты и одиночества! Даже достававшие ее в свое время старшеклассники рязанской средней школы вдруг показались ей ангелами с крылышками. Миленькие такие, веселые детки были! И их дерзкие проказы, и свои слезы, и обиды — все стерлось из памяти. Даже прозвище свое — Дездемона Николаевна — она им простила! А как приятно было получать букеты цветов, самодельные подарки и яркие открытки и чувствовать себя любимой учительницей, хотя бы два раза в году — первого сентября и Восьмого марта. А здесь разве что жди розыгрыша на их дурацкий Хэллоуин с тыквами и черепами!

Вот уже полтора года Ветка с мужем жили в этом «раю». Казалось бы, радуйся солнышку, наслаждайся экзотикой, загорай до одурения и плавай в теплейшем океане. Ан нет! Ветке хотелось волком выть! Сколько можно загорать и плавать? Остров и пляжи исхожены вдоль и поперек. Честно говоря, не разбежишься! Это не Сан-Франциско!

Ветка без энтузиазма открыла двухстворчатый холодильник и достала продукты. Жарко не жарко, скучно не скучно, а мужа надо накормить.

Стив работал в большой американской компании, занимавшейся экспортом тростникового сахара и кофе. Он целыми днями пропадал на работе и даже вечера напролет просиживал наверху, в кабинете за компьютером (будь он проклят!). «Надо зарабатывать деньги на старость», — объяснял он обижающейся на него Ветке. «На старость? — возмущалась она. — А жить когда?»

Но, поразмыслив, смирялась: что делать, ведь муж — кормилец семьи. Для нее здесь не было работы, хотя ей очень хотелось чем-нибудь заняться. Однако ее педагогический диплом, дававший право преподавать английский, здесь никому не был нужен. Это в Рязани или в Москве преподаватели иностранного языка были нарасхват — и в школе, и на частных курсах и уроках, и на международных переговорах.

На Гавайях она не нужна ни-ко-му! Слава богу, хоть в личной жизни Ветка была счастлива. Любовь! Это вам, господа, не шутка! Только это и удерживало ее на постылом острове. Ее судьбоносный «перегонщик лошадей» оказался прекрасным мужем, нежным любовником и верным другом. Большая редкость в наше время, надо сказать. И все же Ветка безумно скучала по родителям, по любимым подругам, которых судьба разбросала по белу свету! Поэтому Ветка и ревновала Стива к работе, которая отнимала любимого так надолго.

Барб вопросительно поднял ухо и неторопливо затрусил на террасу. Взглянув в окно, Ветка увидела, что по дорожке стремительно идет Стив. Она выбежала ему навстречу, будто разлука длилась целую вечность. Стив распахнул объятия.

— Энджел!

Он считал ее ангелом, ниспосланным ему непонятно за что. Он так ее и звал. Еще со времен их встречи в Сан-Франциско. Нагнувшись, он погладил пса, зашедшегося от радости неистовым лаем. Наконец-то хозяин явился!

Веселая троица поспешила укрыться в прохладе дома, где на полную мощность были включены кондиционеры.

После обеда, проводив мужа до машины, она вернулась в дом, убрала посуду и свистнула Барбу, который, как всегда, дрых в тени. Он нехотя поднялся с измученным видом — мол, чего тебе неймется, почему бы и тебе не прилечь в такую жару в кустах!

Увидев его заспанную морду, Ветка рассмеялась: «Ну что, соня, пошли гулять!»

У Ветки было одно неотложное дело. Несколько дней назад она прогуливалась в близлежащем местечке под названием Капаа, и вдруг ей показалось, что она слышит русскую речь. Неужто еще кого-то занесло сюда из России? Невероятно! Может, просто померещилось, подумала Светлана. Но говорили за забором большой строительной площадки, расположенной у самого океана. В тот момент она просто не осмелилась заглянуть и спросить. Ну а если честно, Ветка разволновалась при мысли, что совсем рядом находится кто-то из соотечественников. «Господи, отведу душу, поговорю по-русски! — размечталась она. — Уже и забыла, когда последний раз разговаривала на родном языке. Кажется, с Иркой две недели назад. Ох, надо не забыть поздравить их с Ванечкой с Новым годом!»