Книга Клуб радости и удачи - Эми Тан

Шахматы вообще-то достались моему старшему брату Уинсенту. Он получил их на рождественской елке в Первой китайской баптистской церкви, расположенной в конце нашей аллеи. Благотворительницы, устраивавшие праздник, принесли большой мешок с подарками от Санта-Клауса, пожертвованными прихожанами другой церкви. Имен на подарках не было, их разложили по разным мешкам — одни для мальчиков, другие для девочек, с учетом возраста ребенка.

Кто-то из взрослых надел костюм Санта-Клауса и жесткую бумажную бороду с приклеенными к ней ватными шариками. Я думаю, что те дети, которые сочли его настоящим, просто еще не доросли до того, чтобы знать, что Санта-Клаус не был китайцем. Когда подошла моя очередь, Санта-Клаус спросил, сколько мне лет. Я подумала, что это был вопрос с подвохом, потому что по-американски мне было семь лет, а по китайскому календарю — восемь, и ответила, что родилась семнадцатого марта тысяча девятьсот пятьдесят первого года. По-видимому, этот ответ устроил его. Он с важностью спросил, была ли я по-настоящему хорошей девочкой в прошедшем году, верила ли в Иисуса Христа и слушалась ли родителей. Мне был известен только один вариант ответа на эти вопросы, поэтому я с не меньшей важностью кивнула ему в ответ.

Понаблюдав за тем, как другие дети открывали свои подарки, я уже поняла, что большие коробки совсем не обязательно самые лучшие. Одна девочка моего возраста получила большую книжку-раскраску с персонажами из Библии, тогда как менее жадной девочке, выбравшей коробочку поменьше, достался стеклянный флакон с лавандовой туалетной водой. Какой звук издавала коробка, тоже было важным моментом. Десятилетний мальчик выбрал коробку, в которой что-то загремело, когда он ее потряс. Это оказался жестяной глобус с щелью для монет. Должно быть, он надеялся, что там полно пяти- и десятицентовиков, потому что, когда увидел, что там лежит всего лишь десять пенни, его лицо выразило такое явное разочарование, что мать отвесила ему затрещину и вывела из церкви, извинившись перед собравшимися за отвратительные манеры своего сына, не сумевшего оценить столь великолепный подарок.

Когда наступила моя очередь заглянуть в мешок, я быстро перетрогала все оставшиеся в нем подарки, прикидывая их вес в попытке представить, что там может быть внутри. Я выбрала довольно небольшой пакет, завернутый в серебряную бумагу и перевязанный красной сатиновой ленточкой. Это оказался набор сладостей «Лайф Сейверс», и остаток вечера я провела, раскладывая и перекладывая двенадцать цилиндрических упаковок в порядке убывания их ценности. Мой брат Уинстон тоже выбирал с умом. Его подарок оказался набором замысловатых пластмассовых деталей; в инструкции на крышке говорилось, что если их правильно собрать, то получится миниатюрная модель настоящей подводной лодки времен Второй мировой войны.

Уинсенту достались шахматы, которые были бы слишком роскошным подарком для церковной рождественской елки, если бы не то обстоятельство, что они были явно подержанными, и, кроме того, как мы обнаружили позже, там недоставало черной пешки и белого коня. Наша мама любезно поблагодарила неизвестного дарителя, сказав: «Очень хороший. Сильно дорого». В этот момент пожилая дама с тщательно уложенными тонкими седыми волосами покивала в сторону нашей семьи и произнесла свистящим шепотом: «Счастливого Рождества!»

Когда мы пришли домой, мама велела Уинсенту выбросить шахматы. «Ей оно не надо. Нам оно не надо!» — сказала мама, с гордым видом глядя в сторону и натянуто улыбаясь. Мои братья пропустили ее слова мимо ушей. Они уже расставляли фигуры и листали обтрепанную инструкцию.

Всю рождественскую неделю я наблюдала за тем, как Уинсент и Уинстон играют в шахматы. Казалось, шахматная доска скрывала в себе запутанные секреты, которые только и ждали того, чтобы их распутали. Шахматные фигуры оказались могущественнее волшебных трав старого Ли для лечения родовых проклятий. У моих братьев были такие серьезные лица, что я была уверена: на карту поставлено что-то более важное, чем подсматривание за дверью с надписью «Торговый агент» в кафе Хон Синя.

— Дайте и мне поиграть! Я тоже хочу! — умоляла я в перерывах между играми, когда один из моих братьев откидывался назад со вздохом облегчения, знаменовавшим собой выигрыш, а другой ерзал на своем месте, не в состоянии смириться с проигрышем. Уинсент сначала отказал мне в просьбе поиграть, но смягчился, когда я предложила использовать конфеты «Лайф Сейверс» в качестве замены недостававших фигур. Он выбрал два вкуса: дикую вишню вместо черной пешки и мятную конфету взамен белого коня. Победитель получал обе фигуры.

Пока наша мама просеивала муку и раскатывала маленькие кружочки из теста для паровых пирожков, которые в тот день предназначались на обед, Уинсент объяснил мне правши, указывая по очереди на каждую фигуру:

— У тебя шестнадцать фигур, и у меня тоже. Король и королева, два слона, два коня, две ладьи и восемь пешек. Пешка может ходить только на одну клетку, кроме первого хода, когда она может сделать два шага. Но они едят фигуры, только когда переступают через них, вот так, кроме самого первого хода, когда ты можешь сделать один шаг вперед и съесть другую пешку.

— Почему? — спросила я, двигая свою пешку. — Почему они не могут делать больше шагов?

— Потому что это пешки, — сказал он.

— А почему они берут другие фигуры, только перешагивая через них? И почему все фигуры мужчины, почему там нет женщин и детей?

— Почему небо голубое? Почему ты всегда задаешь глупые вопросы? — спросил Уинсент. — Это игра. Такие правила. Я же не сам их придумал. Смотри, вот здесь, в этой книге. — Он сунул мне под нос страницу про пешку. — Пешка. П-е-ш-к-а. Пешка. Прочитай сама.

Мама стряхнула с рук муку.

— Дайте меня эта книга, — сказала она негромко.

Она быстро пролистала брошюрку, не читая иностранных английских слов. Казалось, она и так знала, что не найдет там ничего особенного.

— Американский правила, — выдана она свое заключение. — Каждый раз человек приехать другая страна, надо знать правила. Ты не знать, говорит суд. Очень плохой, ехать назад. Они не сказать почему, это надо воспользовать идти вперед. Они говорить, мы не знать почему, ты сам разобрать. Но они сам всегда знать. Вы тоже лучше сам разобрать почему. — С удовлетворенной улыбкой она откинула голову назад.

Потом-то я разобрала всё про эти «почему». Я прочитала все правила и посмотрела в словаре все важные слова. Я брала книги в библиотеке Чайнатауна. Я изучала фигуру за фигурой, стараясь выведать все, что только возможно, про заключенную в каждой из них силу.

Я узнала, как надо делать первые ходы и почему важно с самого начала держать центр под контролем, — ведь самое короткое расстояние между двумя фигурами — в середине поля. Я поняла, как надо вести игру дальше, и уяснила себе, почему сражение двух противников похоже на столкновение двух идей: тот, кто заранее планирует, как ему нападать и как выбираться из ловушек, играет гораздо лучше. Узнала, почему в конце партии очень существенно умение предвидеть и математически просчитать все возможные ходы, почему следует с самого начала запастись терпением: для сильного игрока все слабые и выигрышные места становятся очевидны рано или поздно, а для его устающего противника они так и остаются скрытыми во мраке. Я пришла к выводу, что на протяжении всей игры нужно накапливать свои тайные преимущества и уметь предвидеть, чем закончится партия, еще до того, как она началась.