Книга Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер

— Так почему же тогда она все еще с ним? — Нил засмеялся.

— Он ее муж, — ответ был не очень удачным. — Он поставил решетку на ее окна. Может, она просто не может уйти.

— Что ты хочешь сказать? Что ее останавливает? Она что, в плену?

— Не уверен, — меня этот ответ озадачил, а вот его, похоже, и не встревожил.

— Ты сказал, у нее на шее был шрам?

— Синяк. Впрочем, я даже не уверен, что синяк. Может, это был засос.

— Засос! — он расхохотался. — Засос! Как мило! Они живут вместе двадцать лет, и до сих пор ставят друг другу засосы!

— Ну и циник ты, Нил.

Продолжая смеяться, он направился к полкам, на которых стояли его видеокассеты.

— Какая-то была песня… «Он ударил меня…»

— «…и это было как поцелуй».[184]Группа «Crystals».

— Может, это тот же самый случай. По морде — и в койку. «Я поняла, что он по-настоящему любит меня, когда он вышиб мне зубы». Господи, аж тошно. Но забавно. Я еще помню времена, когда все это считалось очень круто.

— Да и я тоже, — я подумал о кассете. Обиженный голосок Шарлен: «Деннис, прекрати! Ты делаешь мне больно». — «Кто, я?» — и его сухой смешок.

— А ведь времена меняются, — произнес Нил, воткнув кассету в видеомагнитофон. — Меняются, а? — и засмеялся.

Джеймс Браун успел возопить «Please Please Please», но Нил тут же запустил ускоренную перемотку, и мы увидели, как величайший трудяга шоу-бизнеса несколько раз грохался на сцену.

— Это что?

— «История рок-н-ролла», — дойдя до записи выступления «Stingrays», он переключил скорость на нормальную. — Ага, вот.

Это была «Люби меня этой ночью», живой концерт, примерно шестьдесят шестой год — это было ясно по тому, что парни носили спортивно-кургузые костюмчики в стиле «Beatles» и мягкие спортивные ботинки, на сцене непрерывно мигали лампы-вспышки, звуки оглушали; возможно, это был один из случаев, когда они играли на «разогреве» у «Stones». И, хотя инструментовка была резкая, «жестяная» — бледное подобие густого студийного звука Контрелла; но голос Шарлен прорезал шум, как нож-выкидуха входит в жирдяя: «Люби же меня, милый! Люби меня сейчас!»

Изображение рассыпается на несколько крупных планов Шарлен: ее взбитые пряди, мокрые от пота, обвисли, спутались и прилипли ко лбу, глаза сверкают безумием — то ли от энергетики толпы, то ли от амфетамина, то ли от того и другого. Она была одержимой, ее словно перенесло сюда в абсолютном пике формы — она действительно пела для себя или для кого-то далеко-далеко от сцены, но никак не для тысяч визжащих девчонок, которые и слышать-то ее толком не слышали, они ведь просто набирали обороты к выходу «Stones».

— Знаешь, кого она всегда мне напоминала? — спросил Нил в тот самый момент, когда я не хотел об этом слышать.

— Ага, знаю, — я старался, чтобы голос звучал как всегда.

Последовало неловкое молчание.

— Кстати, раз уж мы о прошлом, мне тут Гейл Спайви звонила, помнишь ее?

— М-м… похоже, нет. Что это, блин, за Гейл Спайви такая?

«Люби меня, сейчас, сейчас, мой милый, — Шарлен почти рыдала в микрофон. — Ведь завтра может никогда не наступить!».

— Господи, Скотт! Видно, память о ней оказалась в поврежденной части твоей башки. У вас с ней такой роман крутился! Драмкружок…

Я вспомнил. Пухленькая блондинка, милая мещаночка.

— А, да! Ну какой там роман… Кажется, мы с ней сыграли вместе пару сцен из «Streetcat». Она еще обвинила меня, что я по правде пытался впихнуть ей в эпизоде с изнасилованием.

— Может, именно потому она тебя так хорошо помнит? Ну не в этом дело, она ведь в комитете встречи выпускников и интересовалась, не выручишь ли ты…

— Я? Выручу?

— Ну да, мол, не найдется ли у тебя подходящей музыки, что-нибудь из тогдашнего. Я сказал — ну, конечно, он же хранит все, что покупал со времен «The Ballad Of Davy Crockett».[185]Я дал ей твой номер.

— Ну спасибо. Только я сам пока не знаю, буду ли на встрече.

— Ох, да ладно тебе, Скотт! Будет прикольно. Тебе что, не интересно посмотреть на наших?

— Не-а, — я встал. — Э, слушай, да я уже опаздываю на занятия танцами мамбо. Позвоню тебе как-нибудь, ага?

Я бросил на экран прощальный взгляд. Песня закончилась, и толпы пацанов штурмовали сцену, сдерживаемые мускулистыми мужиками из охраны, а Шарлен исчезла за взметнувшимся краем тяжелого занавеса.

Я выехал на Редондо-Бич и теперь курсировал по широкой Эспланаде. Красное солнце уже коснулось воды. Серферы почти закончили — некоторые еще поджидали волну, но большинство уже собралось вокруг «фольксвагенов» и «датсунов», пустив по кругу косячки, радиоприемники и магнитофонные деки, из которых, перекрывая друг друга, неслись взрывы рока. Пляжные сцены мало изменились за последние двадцать лет — разве что раньше здесь было побольше «фордов» и «шевроле», и слушали тогда «Animals»[186]и «Dave Clark Five»,[187]а не «Men At Work»[188]и «ZZ Top»[189].

Я медленно проехал мимо «мустанга» шестьдесят пятого года с опущенной крышей; в нем сидели две блондиночки, которые могли бы сойти за подтанцовку у «Shindig»; они щелкали пальцами в такт римейку в стиле рок нуво композиции «Не Is A Rebel».[190]

Я въехал на стоянку и заглушил мотор.

Это место, этот печально известный пляж. Главная точка сбора автомобильной культуры двадцатилетней давности, летние ночи бесконечных хождений, пиво «Coors» литрами и, конечно, секс. Я сел и уставился на закат — небо было настолько чистым, что очертания Каталины болезненно-четко выделялись на полыхающем горизонте.

И — это было неизбежно — я перевел взгляд на то место перед бледно-голубой стеной бара, где под чахлыми пальмами я последний раз видел Черил Рэмптон в тот жаркий апрельский день 1964 года.