Книга Дочь хранителя тайны - Ким Эдвардс

«Нет, – воскликнула она, – вы с ума сошли!» Но при этом сама смеялась над безумием всего происходящего, смеялась и отступала назад, впуская в дом этого сумасшедшего с его цветами и подарками. Она была восхищена, счастлива, ошеломлена. Раньше, провожая глазами влюбленные пары на свидании или сидя в комнате без окон на телефонной станции и слушая, как сослуживицы планируют свои свадьбы вплоть до последнего корсажа и мятной пастилки, тихая и скромная Нора думала, что останется одинокой. И вот на пороге ее квартиры стоит Дэвид, красавец врач, и пылко уговаривает: «Пожалуйста, поедем! Хочу вам что-то показать! Что-то особенное».

Ночь была ясная, звезды сияли. Нора, в красном шерстяном платье, чувствуя себя прекраснейшей из женщин, восседала на широком виниловом сиденье старой машины Дэвида. Воздух хрустел от мороза, руки Дэвида лежали на руле, автомобиль сквозь холод и тьму катился по проселочным дорогам, которые все сужались и которых Нора не узнавала. Дэвид остановился у старой мельницы, и они пошли навстречу рокоту льющейся воды. Черный поток, отражая лунный свет, обрушивался на камни и вращал большое колесо. Темный силуэт мельницы выделялся на фоне еще более темного неба, заслоняя звезды, воздух вибрировал от оглушительного клокотания воды.

– Вам холодно? – спросил Дэвид, перекрикивая шум потока.

Нора засмеялась, дрожа всем телом, и сказала:

– Нет, вовсе нет, все хорошо.

– А руки? – Его голос звенел, падал каскадом, как вода. – Вы забыли перчатки.

– Все хорошо! – громко повторила она, но Дэвид уже взял ее руки в свои, прижал к груди, к темному крапчатому пальто, и стал греть в ладонях, обтянутых перчатками. – Здесь очень красиво! – крикнула она.

Он рассмеялся, а потом наклонился и поцеловал, выпустив ее руки и просунув ладони под ее пальто, вверх по спине. Вода неслась вниз, от камней отражалось эхо.

– Нора! – Его голос сливался с ночью, катился, как река, слова звучали отчетливо и в то же время глухо из-за общего шума. – Нора! Вы выйдете за меня?

Она хохотала, откидывая назад голову, и ночной воздух тек сквозь нее.

– Да! – крикнула она, снова прижимая ладони к его пальто. – Да! Выйду!

И он надел ей на палец кольцо, тонкое, белого золота, в точности по размеру, с ограненным бриллиантом и двумя крошечными изумрудами по бокам. «Под цвет твоих глаз, – объяснил он позже, – и пальто, которое было на тебе в день знакомства».

Вернувшись с крыльца в дом, Нора остановилась на пороге столовой, вертя на пальце то самое кольцо. Бумажные ленты колыхались в нагретом воздухе комнаты, одна задела щеку Норы, другая окунулась в бокал. Нора зачарованно следила, как медленно меняется цвет ленты, напитываясь вином. Надо же, удивилась она, тон в тон с салфетками. Вот уж поистине идеальная домохозяйка: при всем желании никому не удалось бы подобрать цвета лучше. Вино выплеснулось из бокала на скатерть и забрызгало ее подарок Дэвиду в золотой полосатой упаковке. Нора взяла сверток и вдруг резко сорвала бумагу. «А я ведь и впрямь совершенно пьяная», – мелькнуло в голове.

Фотоаппарат был компактный, легкий. Нора долго колебалась с выбором подарка для мужа, пока наконец не увидела на витрине магазина «Сирз» эту штучку. Своим черным корпусом, блестящей хромовой окантовкой, рычажками и крутящимися кольцами с выгравированными на них цифрами камера напоминала медицинский прибор. Молодой энергичный продавец засыпал Нору техническими сведениями: фокусные расстояния, диафрагма, широкоугольные линзы. Поток терминов тут же вылетал в другое ухо, но ей было приятно держать камеру в руках, нравилось смотреть, как изменяется мир, попадая в рамку видоискателя.

Сейчас она робко надавила на серебристый рычажок. Раздался щелчок, затем хлопок, очень громкий в тишине комнаты, – сработал затвор. Нора повернула колесико для перевода кадра – продавец так сказал, «для перевода кадра», и его голос на миг перекрыл магазинный гул, – после чего навела рамку видоискателя на разоренный стол и крутанула два других колесика, наводя фокус. В этот раз после щелчка затвора по стене словно полыхнула молния. Моргнув, Нора развернула аппарат к себе и рассмотрела вспышку: та почернела и пошла пузырьками. Нора заменила ее, обжигая пальцы – и почему-то не чувствуя боли.

Потом взглянула на часы: 9:45 вечера.

За окном моросил тихий, но непрерывный дождик. А Дэвид-то ушел на работу пешком! Представив, как муж устало бредет домой по темным улицам, Нора в порыве чувств схватила пальто и ключи от машины: она поедет за ним в больницу и сделает ему сюрприз!

Салон автомобиля остыл. Нора задним ходом выехала на шоссе, одновременно шаря рукой по панели, чтобы включить печку, и по старой привычке свернула не в ту сторону. Она сразу поняла свою ошибку, но продолжала ехать по узким мокрым улицам к их старому дому, где она с наивной надеждой украшала детскую, а после в сумерках кормила сына. Они с Дэвидом сочли переезд единственно разумным решением, а Нора все никак не могла смириться с мыслью о продаже их первого дома. Она почти каждый день бывала там, где вспыхнул огонек жизни ее дочери, которому не суждено было разгореться.

Не считая темных окон, дом выглядел как обычно: широкое парадное крыльцо с четырьмя белыми опорами, стены из грубого известняка, одинокий фонарик на крыльце. Неподалеку, всего в нескольких ярдах, соседка миссис Майклз мыла на кухне посуду и смотрела в темноту за окном; другой сосед, мистер Беннет, сидел, не закрывая штор гостиной, в большом кресле перед телевизором. Поднимаясь по ступенькам, Нора почти верила, что все еще живет здесь, а открыв дверь, попала в пустые, голые комнаты и удивилась тому, насколько они малы.

Она брела по холодному дому, пытаясь избавиться от дурмана в голове. Опьянение чувствовалось сильнее, и время для Норы распалось на отдельные моменты. В руках она держала новый фотоаппарат Дэвида. Не специально, так получилось. У нее еще было пятнадцать кадров и запасная вспышка в кармане. Она сфотографировала люстру и обрадовалась, когда сработала вспышка: теперь люстра всегда будет при ней, и через двадцать лет она не проснется среди ночи, мучаясь, что не может точно вспомнить ее изящные золотые рожки.

Нора переходила из комнаты в комнату, все еще под хмельком, но полностью поглощенная своей задачей, выхватывая видоискателем окна, светильники, текстуру паркета. Ей казалось жизненно важным запечатлеть все мелочи. В гостиной вспышка, выработанная, пузырчатая, выскользнула у нее из рук и разбилась. Нора отступила назад, ей в пятку вонзилось стекло. Она довольно долго рассматривала собственную ступню и рваный чулок, уважительно изумляясь степени своего опьянения – должно быть, она по давнишней привычке оставила мокрые туфли в прихожей. Нора еще дважды обошла дом, протоколируя все: окна, выключатели, газовую трубу, протянутую на второй этаж. И только спускаясь вниз, поняла, что ее нога кровоточит, оставляя за собой пятнистый след – мрачные сердечки, маленькие багровые валентинки. Нора ужаснулась – но и странно возликовала оттого, что нанесла такой ущерб своему дому. Она разыскала туфли, вышла на улицу, села в машину. Пятка пульсировала болью, висевший на запястье фотоаппарат колотил по рулю.