Книга Люблю свою работу - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А о чем она должна была помнить? — Я старалась говорить непринужденно.
— Неважно, — Паша тяжело вздохнул. — Завтра все равно вспомнит. Эх, жаль, что Георгича нельзя взять с собой.
— Да, — я тоже с сожалением вздохнула, на мгновение представив, насколько проще мне было бы работать, если бы я делала это в паре с Георгичем. — Между прочим, твои слова прозвучали так, как будто ты ждешь разноса и удивляешься, почему его до сих пор не устроили.
Паша кинул на меня быстрый взгляд.
— В проницательности тебе не откажешь. Ты вообще меня сегодня удивила. Надо же, а с первого взгляда и не скажешь… — он запнулся, подбирая слова.
— Не скажешь чего? Что у меня мозги есть? — Я сделала губы бантиком и усиленно захлопала ресницами, изображая куклу Барби. — Ты это хотел сказать?
— Честно говоря, да, — Паша рассмеялся.
— Я, между прочим, в институте училась, — сказала я гордо. — Целых два с половиной курса. Но потом решила, что важнее пения ничего нет, и бросила учебу. Глупая была, это я сейчас поумнела. Так по какому поводу тебе должны устроить разнос?
Паша прищурился.
— И на кого же ты имела счастье учиться?
— На юриста.
— Любопытное занятие, зря бросила.
— Тоже так думаю, — поделилась я. — Даже прикидываю, не восстановиться ли.
Про образование я наврала совсем чуть-чуть. По легенде Светлана Парамонова действительно отучилась два с половиной года, только в университете на историческом. Уж не знаю, почему именно на историческом, может, так было удобнее для того, чтобы в легенде концы сходились с концами, если кому-то вдруг захочется проверить правдивость моей автобиографии. С историей, как наукой, отношения у меня довольно прохладные, в юриспруденции же, по крайней мере, в ряде сфер я разбиралась довольно хорошо, поэтому имела полное право приврать, тем более что сделала это исключительно в интересах дела.
Не знаю, что сыграло решающую роль: желание Паши с кем-то посоветоваться, моя настойчивость или количество выпитого, но неожиданно он решился.
— Завтра она вспомнит, что Шурочку в Москве не обнаружила, — вдруг сказал он. — А ведь именно я сказал ей, что он уехал в Москву по неотложным делам.
— А-а… Шурочка — это кто?
— Один мой старый приятель. А также заместитель Сержа. Его, кстати, тоже Верочка опекает. И сейчас он должен быть в командировке.
— А на самом деле он…
— У меня дома, — выдохнул Паша.
Я беззвучно присвистнула.
— Ничего себе… А почему?.. Собственно, о чем это я. Извини за бестактность, и так все понятно.
— Ничего непонятно, — Пашин голос звучал резко и недовольно. — Не отрицаю, когда-то мы были близки, но это давно в прошлом. А года полтора назад Верочка познакомила его с одним своим знакомым, важным человеком, так они влюбились друг в друга чуть ли не с первого взгляда. У Верочки, кстати, много таких, важных, в друзьях числится. Иногда мне кажется, она специально только с такими и поддерживает отношения.
Я подумала, что такой вывод может быть недалек от истины, а из Паши с его наблюдательностью и развитой интуицией при желании получился бы хороший аналитик.
— Может, такой круг знакомых придает ей вес в собственных глазах, — предположила я.
— Вполне возможно, — Паша несколько успокоился и теперь говорил почти равнодушно. — В конце концов, лично меня это никоим боком не касается.
Я ожидала продолжения, но Паша молчал.
— Извини, — рискнула я напомнить, — но раз уж начал, выкладывай все начистоту. Какого черта он у тебя прячется? Учти, если он что-то натворил, то тебя могут запросто обвинить в пособничестве.
— Может, и натворил, откуда я знаю! Он ничего не рассказывает, только плачет.
— Что делает?
— Плачет. Шурочка — очень чувствительная натура, все близко к сердцу воспринимает. Примчался на днях, весь трясется, зубы стучат. «Можно, — говорит, — я у тебя несколько дней поживу? Только ты не говори никому».
— Просто так человек прятаться не станет.
— Вот заладила: «Прятаться, прятаться»! Может, он со своим дружком поссорился, а теперь переживает и видеть никого не хочет.
— Ты сам-то в это веришь? — Я посмотрела на Пашу мудро и всезнающе.
— Честно говоря, — признался он, — я не знаю, что и думать. Он до жути чего-то боится. Никуда, естественно, не выходит, трубку не берет, дверь не открывает, от каждого шороха подпрыгивает и пытается забиться в какой-нибудь угол. На лестничной площадке какой-то переполох был, так он чуть в обморок не упал.
— Бедняга, — искренне пожалела я Шурика. — Представляю, как он сейчас себя должен чувствовать, когда тебя нет.
— Я, между прочим, ему не нянька! — сердито сказал Паша.
— Один-одинешенек, с его чувствительностью, а впереди еще целая ночь, — сокрушенно вздыхая, продолжала я гнуть свое. — Лично я бы на его месте умерла со страху.
— Неужели? — Паша посмотрел на меня с сомнением, но в голосе его появились неуверенные нотки. — Возможно, ты и права, но, честно сказать, я на него разозлился. Клянется, что я его единственный настоящий друг, а рассказывать ничего не хочет. И вообще, что я могу сделать? Он там, а я тут. И мне тут, между прочим, нравится.
— Бессердечный! — воскликнула я. Мне захотелось во что бы то ни стало немного поболтать с чувствительным Шуриком. — Ты тут наслаждаешься, а он там боится в одиночестве. Друг называется.
— Я что-то не понял, мне что же, по твоему, следовало сюда не приезжать? Или Шурика упаковать и с собой прихватить? Может, другие предложения есть?
— Есть, — прикинув, что Паша, судя по всему, уже дошел до нужной кондиции, я решила брать быка за рога. — Предлагаю по-быстрому сгонять в город и успокоить бедняжку.
Паша расхохотался:
— Шутишь?
— Ничуть, — невозмутимо парировала я, хотя высказанная мною идея уже не казалась такой блестящей, как вначале. Наверное, я все же перестаралась с шампанским. — А что нам может помешать? Ты спать не хочешь? Нет. Я тоже нет. Народ получает удовольствие. Если мы временно отлучимся, никто ничего и не заметит, а если и заметит, то едва ли бросится на поиски. Скорее всего решат, что мы тоже пошли вздремнуть.
— И как ты собираешься добраться до города?
— На машине, разумеется.
— А как же?.. — Паша щелкнул пальцем по бутылке шампанского; бутылка отозвалась звоном. — Ключи от машины я, кстати, отдал Виктору.
«Отступать поздно, — подумала я. — И не рационально. Принципиальное согласие, можно считать, уже получено, так почему этим не воспользоваться, вместо того чтобы потом ломать голову, как подобраться к Шурику и надо ли это вообще».