Книга Зеркальные очки. Антология киберпанка - Джеймс Патрик Келли

— Какое?

— Боги, — сообщает Бала.

— Боги!

— Богоподобные существа, порождение разума. Великая Мать смотрела в свое зеркало, видела там костры из городов. Помните, когда прорвался пузырь? На юге вовсю воевали, устраивали фейерверки из странных бомб. Кто знает, что уродилось в том сиянии. Великая Мать сказала, что конец света наступит, когда существа из внешнего мира проникнут внутрь. Они вобрали в себя всю эту энергию, конвертировали ее в массу. Подняли бури, начали разрушение. А где лучше разрушать, если не в Клевом Городе?

— Конец света, — удивляется Низверх, — но почему же тогда мы еще живы?

— Глупышка, и как тебя угораздило стать Паханом? — смеется Бала. — Ничто никогда не кончается. Ничто.

За десять минут мы добираемся до пирамиды Супермаркета, на месте нижних зеркальных окон торчат угрожающие зубцы осколков. Бала издает короткий свист — и двойные двери раздвигаются. Мы заходим. Первое, что бросается в глаза: груды коробок с припасами повсюду, что-то готовится, кровати и кучи одеял. Некоторые из присутствующих здесь — явно не Чиксоиды: маленькие дети, взрослые.

— Мы подбирали выживших, — объясняет Бала и пожимает плечами. — Великая Мать велела.

Великая Мать — наследие древности, так я слышал. Она пережила чумные годы и присоединилась к бандам. Должно быть, наверху бормочет что-то в свое зеркальце. Шрам и Низверх смотрят друг на друга. Не могу сказать, что они задумали.

— О'кей, Братаны, у нас тут есть работка. — Шрам поворачивается ко мне и Нефу. — Не уходите далеко.

— Можно где-нибудь придавить? — спрашивает Неф. Вид этих всех кроватей и одеял навевает усталость.

— Отведи их, Ракушка. — Бала указывает в сторону неработающего эскалатора.

Чиксоида с блондинистым в красных разводах хохолком разгоняется по одному из проходов и с ходу запрыгивает на четвертую ступеньку эскалатора. Отточенным движением она взлетает наверх и ухмыляется оттуда.

— Она ангел, — решает Неф.

Наверху — тоже Чиксоиды. Некоторые девчонки храпят, уткнувшись лицом в стену.

— Никогда еще у нас тут Братанов не было. — Она упирает руки в боки и смеется.

— Мама сюда за покупками ходила. — Неф оглядывает девчонку сверху-вниз.

— Что прикупила? Твоего папу?

Неф засовывает в кулак большой палец и елозит им там, широко улыбаясь. Девчонки смеются, но Ракушка к ним не присоединяется. Глаза ее темнеют, а щеки под голубыми треугольниками — краснеют. Я хватаю Нефа за руку.

— Не стоит, — предупреждает одна из девчонок.

— Я с тебя скальп сниму, — предупреждает Ракушка, помахивая пером, — ты и не заметишь.

Я снова тяну Нефа за руку, он унимается.

— Давайте выбирайте одеяла, — говорит Ракушка. — Можете здесь поспать.

Мы оттаскиваем одеяла в угол, заворачиваемся в них и засыпаем рядышком. Мне снится пепел.

— Вставайте, Братаны, работы много. — Шрам будит нас затемно.

Дело, я вижу, пошло. Чиксоиды знают, где хаты большего количества банд, чем мы когда либо слышали, некоторых даже не городских. Курьеры шныряли целую ночь, все на мази. С окраин до центра, вокруг Четырехсотой, они собирали всех, кто в был состоянии подняться. Фальшивая ночь под дымовой завесой тянется и тянется. Клевый Город начинает движение в темноте.

Проходя руинами и подземными ходами, через канализацию, по стритам и аллеям — мы смыкаемся у Четырехсотой, в бывшем квартале клевого тусняка Душманов. С Первой по Тысячную, от Бей-стрит до Ривер-Ран-бульвара, хрустит под ногами щебень, полнятся туннели подземки: Клевый Город пришел в движение. К Братанам и Чиксоидам присоединяются Крысоловы, Барабанщики, Солдафоны и Центровые из Пилтдауна, Ренфрью из Апперландских холмов. Дьяволята объединяются с Чинариками и Латиносами, Саночниками и Тритонами, Чайнапошками и А-В-мариями. Краски, Дикие телки, Рокопарни, Герлы, Водяные, Застежки и Запонки. Всех и не упомню.

Мы — единая банда Клевого Города, все флаги собрались здесь.

Мы, Братаны, выступаем плечом к плечу с последним Душманом.

Вверх по эскалатору мы выходим из подземки в зону хаоса. Вокруг — конец света, но мы еще живы. Трудно дышать, но внутри меня бурлит ненависть.

Грохот, словно в кузнечном цеху, — так вот Четыреста поганцев притихли.

На Триста девяносто пятой мы рассредоточиваемся по боковым улицам перед проникновением в квартал Поганцев.

Когда подходим к Триста девяноста восьмой, огонь вырывается из ульев впереди нас. Раздается звук, как будто небоскреб делает первый шаг. Вопль, отражаясь от вершин башен, наконец падает на уровень мостовой.

На следующем перекрестке я вижу: из-под развалин высовывается рука, на запястье — красно-черный браслет.

— Приехали, — докладывает Низверх.

Ступив на Четырехсотую, мы останавливаемся, ошарашенные зрелищем, которое я никогда не забуду.

Знакомых улиц больше нет. Бетон выстреливает пылью и гравием из трещин под ногами. Многоквартирные ульи превратились в мини-вулканы, изрыгающие дым, плюющиеся огнем. По земле вокруг них расползаются черные шрамы. Здания прижимаются к вулканам, словно в надежде добыть хоть какое-то тепло под небом, лишенным светила.

Может быть, Поганцы строят свой, новый город? Если так, то жизнь в нем будет хуже смерти.

Но через огни мы вглядываемся в Клевый Город, ощущаем окружающую со всех сторон банду; общий пульс жизни, общее дыхание объединяют нас.

Низверх уже видел кое-что из этого, но не все. Сегодня ночью он не плачет.

Он выходит перед нами к пламени, отбрасывает голову и орет:

— Э-ге-ге-гей!

Извержение улья заглушает его, но он орет лишь громче:

— Эй вы, Четыреста поганцев!

Разбитые фонари восстают к жизни после смерти. Один в яркой вспышке взрывается над моею головой.

— Это наш квартал, Поганцы!

Чиксоиды и Тритоны выбивают заводной ритм из жести перевернутых автомобилей, от него кровь моя ускоряет бег.

— Вы вторглись в наши Ульи, Поганцы! Вы отымели наш город!

…и наш мир. Я вспоминаю о луне, глаза режут слезы.

— Ну и что?

Фонари тухнут. Земля содрогается. Вулканы взрываются, выплевывая на здания горячую кровь, я слышу шипение ее капель. Гром грохочет меж башен.

— Готов поспорить, вы никогда не вырастете!

И тут они выходят.

На улице вроде как стало больше зданий. Я думал зданий, а это — громады Поганцев. Четыреста, по меньшему счету.

— Спокойно! — приказывает Шрам.

Четыреста поганцев грохочут по стриту.