Книга Влюбленный призрак - Джонатан Кэрролл

— Нет, я не помню «офо».

Глядя себе на руки, Лин думала: как мне сказать об этом, не испортив всего еще больше?

Бен наблюдал за ней, но не выпускал из поля зрения и Лоцмана — просто на случай, если дворняга еще что-нибудь придумает.

— А Джину Кайт вы помните?

— Да, конечно.

Бен не стал спрашивать, откуда этой незнакомке известно о Джине Кайт, его первой детской любви. Он едва ли не слышал, как пес насмешливым голосом говорит: «Она знает об этом, потому что она — привидение».

— Хорошо, тогда помните ли вы, как вы играли в поваров, на детской площадке, у качелей?

Качели Бен помнил. Он помнил парк, в котором они были, и высокие каштановые деревья, и густую тень от них. Он отчетливо помнил забавных голубых барашков на белых теннисных туфельках Джины и то, как ее мать давала им леденцы из большого черно-белого пакета. Он много чего помнил о Джине Кайт и о многочисленных ослепительных днях, что они провели вместе, но только не то, как они играли в поваров.

После того как он какое-то время безмолвствовал, Лин сказала:

— Джина всегда лепила куличики с «офо».

— О чем таком вы говорите?

Свернувшись на полу клубком, как это обычно делают собаки, когда устраиваются спать, Лоцман негромко щелкнул зубами. Сколько это будет продолжаться? К счастью, Бен был слишком озадачен, чтобы слышать ворчание пса.

— «Офо» было волшебным блюдом Джины, предназначавшимся только для вас. Всякий раз, когда вы играли, она готовила вам «офо».

— Какое отношение «офо» имеет к этому омлету? — спросил Бен, указывая на свою тарелку.

— Вам потому так понравилось это блюдо, что я добавила «офо».

— Но я не понимаю, что такое «офо»!

— Это любовь и магическое детское воображение. Джина Кайт любила вас и придумала имя для своей любви — «офо». Каждый раз, когда она делала вид, что готовит для вас что-то, она говорила, что это называется «офо». Вы тоже ее любили. Так что я отправилась в ваше прошлое, нашла ее любовь, сделала ее материальной и добавила в омлет. Вот почему вам так нравится — потому что вы снова ощущаете вкус любви Джины Кайт. Нет ничего вкуснее, чем детская любовь.

Подобно свежему дуновению ветерка, который появляется ниоткуда, несколько секунд веет прохладой, а затем исчезает, у Бена возникло мгновенное живое воспоминание о голубых барашках на любимых теннисных туфельках Джины, когда они вдвоем летали вперед и назад на качелях. Оба малыша притворялись, что кладут себе в рот какую-то еду и жуют ее. Джина протянула руку, чтобы отхватить кусок от воображаемой еды Бена. Он быстро отвернулся, словно бы защищая ее; этот жест заставил их обоих рассмеяться.

Когда воспоминание растаяло, он снова произнес: «Офо». Подняв вилку, коснулся ею остатков омлета на тарелке.

— Я не помню этого слова, но верю вам. Джина всегда и для всего придумывала какие-то смешные названия. Этого я не забыл.

Потерявшись в воспоминаниях об утраченных временах, Бен уставился в тарелку и не поднимал взгляда. Не удержавшись, он снова проговорил себе под нос: «Офо». Медленно выпустил воздух через рот, словно бы только что решив трудную задачу.

Беззвучно положив вилку на стол, он посмотрел на Лин и спросил:

— Почему вы оба здесь? Что все это значит?

* * *

— Кого вы видите? — спросила женщина у мужчины, когда они встали бок о бок у края детской площадки, глядя на множество шумно веселящихся детей.

В центре этого площадки раскачивали под ветром кронами два высоких каштана, посаженные здесь много лет назад. Ближе к одной из сторон располагался ряд качелей, одни были заняты маленькими девочкой и мальчиком.

Мужчина пристально за ними наблюдал, но выражение его лица было спокойным.

— Нам дозволяется подойти ближе?

— Нет. Дальше ходу нет. Вам нельзя вступать с ними в контакт. Это невозможно.

Он кивнул и ничего больше не сказал. Особенно его занимали туфельки девочки, покрытые голубыми барашками. Его сознание пыталось свести все воедино — то, что он видел, то, что помнил, и то, что ему рассказали.

Первым, что удивило, затем позабавило, но в конечном итоге больше всего его тронуло, было то, какой невзрачной оказалась Джина Кайт. В ее крупном лице не было ни единой привлекательной черты. Слишком приплюснутый нос, слабый подбородок и глаза, привлекающие к себе внимание примерно так же, как две канцелярские кнопки в пробковой доске. Повстречай вы эту девочку на улице, дважды вы на нее не посмотрели бы. Никто никогда не сказал бы о ней: «Ух ты! Эта девчонка станет сногсшибательной, когда вырастет». В лучшем случае, посмотрев на ее некрасивую рожицу, каждый подумал бы: «Наверное, она будет выглядеть точно так же и в сорок». И был бы прав.

Голос у нее был резким. Хотя двое взрослых стояли по крайней мере в двадцати футах от малышей, они тем не менее слышали пронзительный подвывающий голосок Джины, как только она начинала помыкать маленьким Беном Гулдом, что происходило почти постоянно. «Делай так! Не делай так! Дай мне — это мое!» Ее интонации были сплошь приказными и раздраженными.

Когда Лин указала на детей и они какое-то время за ними понаблюдали, Бен дважды спросил, действительно ли это та Джина, которую он знал. Он просто не мог поверить своим глазам. И вот это дитя было той самой маленькой девочкой, которая долгие годы так полно владела его сердцем? Положим, с тех пор, как он видел ее в последний раз, прошла едва ли не целая жизнь, и он знал, что любое воспоминание о детском увлечении всегда освещается нежными красками, которые отбрасывает назад время. Но все же — вот эта крикливая девчонка была той самой Джиной Кайт?

Как ни удивительно, но в том, что все это правда, он убедился, когда увидел мать Джины, миссис Кайт, которая сидела на парковой скамейке в нескольких футах от детей. Просто потому, что миссис Кайт выглядела почти в точности такой же, какой он ее помнил. И что же, вот так работает память? Исполнители эпизодических ролей помнятся так же четко, как если бы они были запечатлены на фотографии, но главные персонажи, самые близкие или самые важные для вашей души, часто смазываются временем. Если это правда, то как же это странно и несправедливо.

Подавленным голосом он пробормотал:

— Она была такой хорошенькой. Я помню Джину такой хорошенькой девочкой.

Произнося это, Бен повернулся к Лин, словно ему было важно, чтобы она услышала его слова.

Лин колебалась и сочувственно отвернулась, но не отозвалась. Она могла бы. Она могла бы сказать ему кое-что такое, что мгновенно подняло бы завесы с его сознания, позволив ему видеть вдаль на сотню миль. Но она этого сделала. Ничего не сказала. Бену требовалось постичь все самостоятельно, а иначе это было бы все равно что разбить скорлупу яйца, чтобы помочь цыпленку выбраться наружу. Сделать это легко, но в результате будет больше вреда, чем пользы.