Книга Фокус - Артур Миллер

Поначалу кабинет показался ему пустым, потому что в кресле за широким столом никого было. Он остановился сразу за порогом и услышал женский голос слева. Он повернул голову.

– Не желаете ли присесть?

Он увидел ее, и от волнения его глаза будто заметались в голове, так что он быстро опустился на стул рядом с большим столом. Он сидел спиной к ней, потому что никогда не осмелился бы повернуть стул к ней лицом. Все что он понимал, так это то, что в его жизни произошел взрыв, и что он ослеп на то время, пока обломки опустятся на землю.

Когда она прошла рядом с его локтем и села перед ним за стол, его как палкой ударило запахом ее духов. Он почувствовал, как напряглись ее бедра, когда она садилась, а в ушах у него гремел шелест ее платья.

Он смотрел на нее и даже не представлял, какое у него выражение лица. Однако он пытался улыбаться. Ее удивительная правая бровь приподнятая так же, как и в тот, прошлый раз, оценивала его, но теперь он не мог встать и убежать от этого. Ее неправдоподобно подвижные губы постоянно двигались, как будто пытаясь примирить различные впечатления о нем которые вертелись в ее сознании.

– Мистер Арделл вышел. Я замещаю его, пока он не вернется. Если вы хотите, вы можете дождаться его. Некоторым мужчинам не нравится, чтобы собеседование с ними проводили женщины, – официально и холодно сообщила она.

Он старался выбраться из пут ее голоса. – Мне… я не возражаю. – Он засмеялся. И тут же понял, что по-идиотски.

– Вы хотите здесь работать? – сухо спросила она.

Он кивнул. – Я думал, нет ли здесь чего-нибудь подходящего для меня.

– Какую работу вы ищете?

В ее тоне слышалось подводящее итог контральто, как будто она безжалостно загоняла его в ловушку. Она ни разу даже не пошевелилась. Именно так должна сидеть сдерживающая ярость женщина, – выпрямившись, с приподнятой бровью и не отводя взгляда. Все же, с надеждой подумал он, может быть это ее обычный деловой вид.

– Мне бы хотелось применить, тот опыт, который у меня есть.

– Здесь вам не пригодится ваш предыдущий опыт. Здесь берут на работу кого угодно. Все что нужно, так это иметь гражданство. Здесь берут евреев, черномазых, итальяшек, кого угодно.

Ворвавшийся ему в рот воздух рассеял все слова.

– Вы решили, что я еврейка, – мстительно сказала она.

Она задавала вопрос. Он едва заметно кивнул, глаза его расширились и остановились на ней.

– Значит, вы были не в своем уме. Теперь, думаю, вы поняли.

Ему было трудно вдохнуть. Он как будто находился во сне. Это походило на то, как в кино лицо изменяется при помощи наплыва, а потом становится новым персонажем, но с тем же лицом. Она не изменилась со времени той беседы в его кабинете. Но черты ее лица воздействовали на него иначе. Ее глаза, в которых он высмотрел эту затаенную насмешливость, теперь были темными глазами много плакавшей женщины. Ее нос… ему пришло в голову, что носы у ирландцев часто имеют такой наклон, и теперь он подумал, что это ей идет. И все же это был тот же самый нос. Ее манера громко говорить больше не казалась вызывающей. Он подумал, что, скорее это было результатом решительности и то, что раньше свидетельствовало о грубости, теперь говорило о презрении к уклончивым ответам. Как еврейка, она казалось одетой в дешевом вкусе, слишком ярко. Но как не еврейка, в том же платье она показалась ему интересной женщиной, которая через одежду выражала свое душевное состояние. Было так, будто теперь она имела право на недостатки; как будто ее своеобразие, ее стиль, ее резкость не были больше результатом плохого воспитания и слепого подражания светским манерам, но проявлением бунтарского духа, сердитого духа, духа который отваживался не считаться с мелкими правилами поведения. Как еврейка она казалась ядовитой и развязной, и он ненавидел себя, хотя его так ужасно тянуло к ней, но теперь, он больше не боялся ее, потому что теперь его любовь могла изливаться не замаранной виной за чувство к тому, что его достоинство всегда требовало презирать. Он сглотнул, в то время как его глаза опустились на столешницу.

Он не понимал, как вообще в ней ошибся. В ней не было ничего еврейского. Ничего.

Его лицо успокоилось от раскаяния, когда он снова встретил ее взгляд. – Я хочу попросить прощения, мисс Харт. Тогда у меня был напряженный день.

Она иронически мигнула и приподняла брови, как будто устала. – Могу представить, – сказала она.

Он не понял. Его голова наклонилась чуть вперед, и он спросил: – Что вы можете представить?

Ее глаза широко раскрылись на него. Его кожа начала гореть. Если она не объяснит свои слова сейчас же, он утонет в снисходительной игривости ее взгляда. Но она ничего не сказала, а только вдохнула уголками губ.

– Мисс Харт, я следовал указаниям, – сказал он, подбирая слова. – Я не мог рисковать.

Она забыла о губах, ее лицо расслабилось, и она слушала.

Продолжая в доверительном тоне, он наклонялся к столу. – Та компания не берет их на работу. Ни при каких обстоятельствах. Со времени основания туда не взяли ни одного. – Вы понимаете? Ни одного. Ни при каких обстоятельствах.

Он увидел, что ее покидает предубеждение к нему, и почувствовал надежду в том, как сдвинулись ее смущенные брови. Она перестала мигать, руки неподвижно лежали на краю стола. Он полностью повернулся к ней лицом и совсем чуть-чуть поднял голову выше. Он почти мог видеть, что происходило с ним в лабиринтах ее сознания. И затем ее брови разгладились, она пошевелилась и посмотрела в сторону, облизнув языком нижнюю губу.

– Ну что ж, – сказала она мягко и сочувственно, – так или иначе, это не имеет значение. Сама я не могу принять вас на работу…

– Это не главное. Я… – он наклонялся над краем стола, его щеки неестественно надулись, а тонкие причесанные волосы растрепались. – Я очень много думал о вас после того дня. Пожалуйста, поверьте мне. Правда, думал.

Она казалось польщенной вопреки себе. Ее нежная рука медленно скользнула вдоль ручки кресла.

– Ну да? – недоверчиво сказала она.

– Я пережил тяжелые времена с тех пор… фактически с тех пор как вы на меня посмотрели.

Казалось, это ее заинтересовало. Он продолжал.

– Вы знаете, я… ну да, честно говоря, мне пришлось уйти с той работы. Они собирались перевести меня на работу обычного служащего.

– Почему? – с интересом спросила она.

– Ну, похоже, им показалось, что после того, как я надел очки, мое лицо перестало соответствовать требованиям предъявляемым к администрации.

– Тогда вы понимаете, что я имею в виду, – сказала она. Впервые ее голос смягчился. В нем звучало немного сострадания к нему, почувствовал он, и стал более сильным в своем дознании.

– Я понимаю, что именно вы имеете ввиду. – Он почувствовал, что река в нем выходит из берегов. – Я пробовал найти работу и куда бы ни приходил, везде все одинаково.