Книга Узница. 11 лет в холодном аду - Натали Швайгер

Ее слугам было не до смеха. Она была человеком настроения, эгоцентричной персоной, которой невозможно угодить и которая заставляла каждого почувствовать, что она считает себя лучше всех. Конечно, за исключением тех случаев, когда она имела дело с могущественными и богатыми людьми этой страны или всего мира — тогда она демонстрировала себя со своей любезной и духовно богатой стороны. В ней, как я думаю, и на самом деле жили две души.

Вскоре я поняла, почему так мало людей могут выдерживать ее общество. Последние слуги или когда-то сбежали от нее, или же она сама выгнала их. Она гордо рассказала мне, что выгнала последнего сторожа вместе с его женой потому, что он якобы был недостаточно внимателен. Его вещи она просто приказала выбросить на улицу.

И своего мужа она тоже прогнала из дому. Она принадлежит к одной из самых старых и могущественных семей в Непале. По политическим причинам она вышла замуж не внутри своей касты, то есть ее муж был по происхождению не из той касты, что она сама, а из более низкой. Когда он ей надоел, она выставила его из дому. Двое ее взрослых сыновей учились в Америке. Один из них должен был стать кинорежиссером, другой — модным дизайнером, как с гордостью рассказала она мне. Ее дочь была уже замужем за человеком, унаследовавшим гостиницу, — отпрыском одной из самых богатых семей страны.

Раньше она вроде бы несколько лет жила в Сингапуре. Там же родились ее дети. Она также рассказала, что там она работала учительницей в одной из средних школ.

БХАТ — РИС

С самого первого дня я очень редко выходила из дома. Покупки тетка делала сама или же посылала за ними водителя или кого-нибудь из служащих, работавших у нее в бюро. Она же говорила мне, что я должна готовить.

Рис является основным продуктом питания в Непале. Большинство непальцев едят только бхат, добавляя туда немного овощей и чечевичного соуса. Существует множество сортов риса: хорошего — с толстыми, белыми как жемчуг зернами; затем — не очень хорошего, с зернами поменьше; и низкосортного — с коричневыми или дроблеными зернами.

С самого начала тетка поставила мне в кухне два сорта риса. Первый — хороший, белый, с красивыми крупными зернами предназначался для нее. Другой — дешевый, серый, похожий на крупу, с мелкими дроблеными зернами — для меня.

Таким образом, я каждый день готовила две порции риса в этом домашнем хозяйстве на две персоны. Одну кастрюлю для нее, один горшок для меня, потому что кроме меня тут больше никого не было. Она терпеть не могла, если я выносила что-то поесть водителю, садовнику или сторожу.

— Они зарабатывают достаточно денег и ничего не делают. Я не собираюсь их тут еще и раскармливать, — ответила она, когда я однажды спросила ее, можно ли отнести мужчинам тарелку с едой.

Когда она сама готовила еду, то срезала нежные верхние листочки с овощей. Она жарила их на медленном огне в щадящем режиме на хорошем масле с добавлением множества приправ. Для меня предназначались нижние жилистые части с корнями, сваренные в воде с большой порцией соли и перца чили. Она бросала в кастрюлю целую пригоршню чили и приговаривала:

— Да, вы, тхару, любите все такое острое. Это блюдо будет очень острым, таким, как вы готовите у себя дома.

Затем она усаживалась с тарелкой за длинный, матово- блестящий стол красного дерева в столовой. Там я должна была каждый день прислуживать ей, застилая стол шелковой скатертью из Индии, ставить на него прекрасный китайский фарфор и хрустальные бокалы из Италии. Вода в графине всегда должна была быть ледяной, иначе хозяйка легко могла прийти в бешенство.

Я ела, как и каждый день, на полу в кухне. Но те овощи, которые она варила для меня, я при всем своем желании проглотить не могла. Они были слишком острыми, и я почти сожгла себе рот. Она однажды увидела, что я колеблюсь, и стала ругаться:

— Что, тебе моя еда недостаточно хороша? Ешь все, ты, избалованная наглая девка, я потом проверю, чтобы тарелка была пустой!

Когда она вышла из кухни, я быстренько выбросила овощи в сад. Их действительно невозможно было есть.

Однажды я поймала ее за тем, что она варила кусок сала вместе с моим рисом. Толстый блестящий белый кусок свиного сала, который предназначался для собак ее дочери. Я не знаю, думала ли она, что так будет лучше для меня, потому что она всегда считала меня слишком худой. Или, может быть, она хотела разозлить меня этим, потому что знала, что я вегетарианка и не ем ни мяса, ни яиц, ни животного жира. Даже если я этого не видела, сразу же чувствовала вкус и запах. И я не могла проглотить ни кусочка из этого. Когда она не видела, я выливала всю кастрюлю риса под кусты в саду и засыпала землей, чтобы ни тетка, ни садовник не могли ничего обнаружить.

В другие дни, наоборот, «ее высокопревосходительство», моя махарани, приносила мне грибы, землянику и тофу[14]из магазина, потому что знала, что я их люблю.

Действительно никто никогда точно не знал, чего от нее ожидать. Если готовила еду я, то она постоянно жаловалась. У Зиты и даже у ее злобной родни никогда не было таких проблем, они беспрекословно ели все, что я готовила.

Но у тетки были свои особые, собственные представления. То для нее было все слишком горячим, то слишком холодным, то слишком мало приправ, то слишком много.

— Тьфу! — кричала тогда она и выплевывала еду на тарелку. — Это же невозможно есть! Ты что мне подсовываешь? Это ты можешь отдать свиньям в своей деревне!

Однажды она в приступе ярости даже смахнула тарелку со стола. Она разбилась об пол, и рис, цветная капуста, кусочки мяса и соус разлетелись по всей комнате.

— Давай, убирай, чего ты ждешь? Это была очень дорогая тарелка! Ты в своей жизни никогда не сможешь столько заработать! — орала она.

Я принесла тряпку, чтобы вытереть все, а слезы бежали у меня по щекам.

— Дура, чего ревешь? Давай, работай! До чего же вы все тупые!

С этого дня я стала мысленно называть ее не иначе как Cruel ma'am[15].

КАПРИЗЫ ДИВЫ

Когда я думала, что моя жизнь станет лучше, если я покину дом Зиты, то очень ошибалась. В доме Зиты, по крайней мере в последние годы, со мной обращались почти как с членом семьи, а тут я чаще всего чувствовала себя полным ничтожеством, служанкой-дурочкой, которой можно командовать и которую можно унижать. Очень часто Жестокая Мадам давала мне почувствовать, что она думает обо мне и кем она меня считает. То есть ничем. Но иногда я была единственным человеческим существом в ее обществе и единственным доверенным лицом, которое у нее было.

— Ах, Урмила, ты единственная, кто всегда рядом со мной, — говорила она в моменты сентиментального настроения, когда чувствовала себя одинокой или уставала после долгого важного дня.

— Ты всегда останешься со мной? Да? Пообещай мне это! Я тебя вознагражу! — пытала она меня.