Книга Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук

– Я кончаю, – сказал я.

– Нет, – сказала Оля.

Еще десять минут прошли с неизменным результатом.

– Я кончаю, – повторил я.

– Нет, – тормознула Оля.

Ее монументальная жопка работала в прежнем ритме, я умышленно замер и не двигался, а она сама накатывалась на меня и откатывалась, будто паровой молот. Собственно, в это время я могу и подумать о чем-то своем, сокровенном, и, отвлекаясь таким образом, ублажать партнершу достаточно долго, но сейчас был не тот случай, я не имел желания выкладываться для первой попавшейся Оли.

– Можно в тебя? – спросил я.

– Нет, – сказала Оля.

Казалось, что кроме этого автоматического «нет» она уже не способна произнести ни единого слова.

– Я кончаю.

– Нет, – сказала Оля.

Я усадил ее на траву. Олю настолько развезло, что она сразу свалилась навзничь, как была, со спущенными джинсами. Я попытался ее поднять, привести в чувство, даже отхлестал ее по щекам, но она захрапела и уже не реагировала ни на мои слова, ни на пощечины. Ну что я мог предпринять? Тащить ее на себе я не мог. Не та весовая категория. Все, что я сделал, это с трудом натянул на нее джинсы, застегнул и, наломав липовых веток, прикрыл ее, чтобы не замерзла. Со стороны все это, наверное, смахивало на действия маньяка: задушил – трахнул – замаскировал. Да, на прощанье я еще чмокнул ее в жаркие сочные губы и смотал домой.

3

Проснулся я с тяжелой головой. Вчерашний выпивон выбил меня из колеи. Казалось, я положил под язык дохлую лягушку, разложившуюся за ночь. Дабы убедиться, что это не так, я для верности даже почавкал. Вылез из постели, собрал разбросанные на полу шмотки, оделся и двинулся в ванную. Прополоскав горло, я выхаркал вместе с водой темно-красные сгустки. И никаких лягушиных лапок. Просто темно-красные сгустки. Как у туберкулезника. Но это была не кровь. Это было вино. То, что я пил вчера. Сколько же я выдул этой «Медвежьей крови»? Чистил зубы и без конца сплевывал. Наконец снова прополоскал горло, отхаркался и выплюнул. В этот раз то, что вылетело из моего рта, было прозрачным.

На губах полыхала Сахара, а во рту с нёба низвергались горячие лучи и смертным пламенем выжигали все, что встречали на языке, я выдыхал беспросветную пустыню, на зубах скрипел песок – пить, пить, пить… Вина? О боже, нет, только не это. Я заварил зеленый чай и почувствовал, как с каждым глотком в моей голове восходит солнце, рассеивая свет, тепло и радость, прогоняя печаль. За окном на деревьях запели птицы, запах цветущей сирени защекотал ноздри, среди пустыни зазеленел оазис. Это все последствия чая.

4

Собираясь в гости к Лесе, я купил ей косметический набор, букет роз и взял курс на Новый Львов. Среди новостроек я чувствую себя неуверенно и даже боязно, словно затравленный пасюк, эти высотки действуют на меня с непостижимой агрессией, как будто я им что-то задолжал. Словно сговорившись, они делают все для того, чтобы запутать меня в своих дворах и переулках, не дать разыскать нужный дом, поворачивая его вместо переда задом, а иногда и вовсе пряча неизвестно куда. В этот раз я блуждал вокруг да около более получаса, а когда наконец добрался до Лесиной квартиры, то все гости были уже в сборе.

Леся познакомила нас, и я, демонстрируя радость на лице, узнал, что у нее, кроме мамы, папы и сестры, имеются также бабушка, крестная, две школьные подруги, успевшие уже выйти замуж и прихватившие на сегодняшний праздник своих мужей, две незамужние однокурсницы и целых три кавалера, взиравших на меня с чувством явного неудовлетворения. Наверное, у каждого из них были свои планы относительно Леси, но самой Лесе это, похоже, не мешало, и она усадила меня между собой и своей сестрой. Сестру звали Рома. Она выглядела старше Леси года на два-три. Рома была выше, Ромы было больше. Она радовалась подвернувшейся в моем лице возможности проявить свое неиссякаемое гостеприимство и предлагала мне все новые салаты, закуски и домашние наливки. Она словно бы экспериментировала на мне, полностью завладев моей тарелкой и без конца наполняя ее разносолами, хотя я уже не успевал пережевывать яства и казалось, вот-вот подавлюсь ими.

Я не очень хорошо чувствовал себя в чужом обществе и рассчитывал, что вино прибавит мне настроения, но вино там было ужасное. Уж лучше бы вместо той косметики я подарил ей несколько бутылок шампанского, тогда бы и мне что-то досталось. Наливки были слишком сладкими и приторными, а водку я не пью. О, муки тяжкие! Я сидел там трезвый, как в президиуме, и оттого злой. Да еще Рома, не умолкая, жужжала возле уха, и во мне копилось одно желание: убить Рому, вежливо откланяться и свалить домой. Проблема была только в том, что, убив Рому, домой я уже не попал бы. Живи, Рома.

Самым большим неудобством, которое мне обычно приходится испытывать, попадая в новую компанию, всегда было то, что я непременно оказываюсь в центре внимания. Какая бы тема не затрагивалась за столом, она обязательно выводилась на мою персону: а какое ваше мнение? В ответ хочется рявкнуть: а никакое! Дайте человеку поесть. Впрочем, и с этим всегда проблема. Мне не дают спокойно поесть, меня все время дергают. У Леси меня спрашивали, почему я ничего не пью. Ну да, я, конечно, мог популярно объяснить, что мужику не пристало пить их тошнотворные сиропы, а водка эта – суррогат, подделка, мерзкое пойло, произведенное закарпатскими цыганами.

После часа усердного застолья все зашевелились. Кто пошел на балкон курить, кто – на кухню, за столом остались только Рома и я. У Ромы обнаружился один существенный недостаток. Она тараторила без умолку ее рот не закрывался ни на секунду. Буквально на все у нее была своя точка зрения. И обо всем она должна непременно высказаться. Лучше бы она родилась глухонемой и излагала все на бумаге, слушать ее разглагольствования у меня уже не было никаких сил. Люди, имеющие на все свою точку зрения, меня всегда отпугивали, наверное, из-за того, что сам я этим даром не обладаю. Я избрал единственно возможную тактику: кивал головой и каждые полминуты произносил «угу». Этого было достаточно, чтобы поддерживать беседу.

Когда мы остались вдвоем, Рома начала растолковывать мне, какие проблемы ставит современная школа перед детьми. Рома была учительницей. В какой-то мере это сближало нас, ведь я по образованию тоже педагог. Но было и существенное отличие: я ни одного дня не работал по специальности. И мне начхать было на все школьные проблемы, но я должен был терпеливо слушать и кивать, слушать и кивать. Я вдруг почувствовал, что если не выпью, то вот-вот сорвусь и завою. Может, даже стану на четвереньки для пущего эффекта и кого-нибудь укушу. Однако же и расставленные на столе напитки я во спасение свое употребить не мог. Поскольку у меня принцип: ссаки не пью.

Спасение пришло с неожиданной стороны. Мама попросила Рому сбегать в магазин за водой и очень извинялась передо мной за то, что прервала столь интересную дискуссию. Я вызвался сопровождать Рому, меня отговаривали, но я настоял. Наступал вечер, в воздухе разливались цветочные ароматы от клумб и кустов. Рома сменила тему и судачила о погоде, которая в последнее время была абсолютно непредсказуемой. Как и наша власть, сказал я, явно не подумав. Рома мгновенно уцепилась за новую тему и начала чихвостить родную власть в хвост и в гриву. Я понимающе кивал.