Книга Небеса - Анна Матвеева

Так, в Светлане Игоревне, маминой дачной приятельнице (которая и пригласила маму на занятие в школу "Космея"), мадам признала английскую королеву Викторию, а мама (я прикусила губу) была в прошлом несчастной Евой Браун. «Испарения» Евы Браун мадам нашла крайне неблагоприятными немудрено, что мама лишилась мужа, а младшая дочь попала в клинику пограничных состояний.

Я взвилась до потолка — да как ей взбрело на ум обсуждать с придурочной экстрасеншей мои переживания?

Мама понесла в ответ окончательную бессмыслицу, перемежая ее жутковатыми, нескладными стишками. Это и были знаменитые «строки» Марианны Багровой:

"В комьях грязи обрету истину,

Пускай смеются те, кто не призван".

Походило бы на хокку, когда б не полное отсутствие выразительности. И смысла.

"Зря ты, Глашка, — примирительно сказала Сашенька. — Это многим помогает, правда. Все сбывается — как в сказке".

Оказывается, все мы прилетели на Землю из Космоса. Тяжкая жизнь на Земле нам не подходит, и относиться к ней надо всего лишь как к временному этапу. Земляне ждут счастливого дня, когда в мир придет, прости Господи, Дитя Луны: оно родится у одной из участниц «Космеи» в самое ближайшее время. Узнать Дитя можно будет не сразу, а только после того, как он начнет говорить с Неведомым. Когда Дитя вырастет, оно станет новым Мессией, и каждый землянин, благодаря ему, просочится через главные орбиты и улетит в Космос — где истинная Родина.

"Не суди о неведомом, лучше отведай из чаши познанья, — выразительно продекламировала мама, и добавила: — Как специально для тебя, Глашка! Я вот, посмотри, тоже с верхним образованием, я врач, естественник, но ведь поверила Марианне Степановне… Ты бы видела, какие она творит чудеса! Да мы у нее таких потрясающих вещей насмотрелись! «Строки» лечат любое заболевание — у Светланы Игоревны была фибромиома с апельсин величиной, и что ты думаешь? Рассосалась! Только надо ходить на занятия постоянно, я вот Сашеньку уже позвала с собой… Завтра. И ты, Глаша, пойдем с нами!"

Сашенька поймала мой взгляд, как мяч руками, и тут же отбила:

"А что ты так смотришь на меня, Глаша? У Марианны Степановны есть специальные «строки» для беременных — говорят, рожаешь, как песню поешь!"

"Так же громко?"

"Так же легко, дурочка… Да где тебе понять! Вот Алеша меня понял, отпустил. Даже денег дал"

"Ага! — возликовала я. — Деньжат с вас за эти сокровища души просят немеряно, так ведь?"

"Надо ведь оплачивать аренду, — сказала мама. — И сборники «строк» издавать тоже денег стоит".

"Ладно, Аглая, не хочешь — не ходи! — наконец разозлилась Сашенька. Только, пожалуйста, не оскорбляй Марианну Степановну, как ты сделала с вишнуитами!"

"Ты начала читать газеты?"

"Мне Алеша рассказал. Что с тобой, Глаша? Раньше ты никогда не была такой злюкой! Ну что эти бедные вишнуиты сделали плохого тебе лично? Разве им нельзя верить в собственное божество? Слава Богу, у нас в стране есть право свободного выбора!"

"Действительно, слава Богу!"

"Не передергивай! — Мама хлопнула ладонью по столу. — Если ты не веришь в высший разум Космоса и Дитя Луны, это не значит, что у тебя есть право оскорблять наши чувства!"

"Да никого я не оскорбляю! Верьте хоть в Деда-Мороза, только не надо меня грузить своими дебильными стишками!"

Тут мама заплакала, и мне стало стыдно.

Если ей помогает вся эта чушь, значит, она имеет право на существование, так ведь? По крайней мере, «Космея» кажется довольно безобидной в сравнении с теми же вишнуитами.

Сашенька, наливая маме очередную рюмочку, добавила: "Знаешь, Глаша, все зависит от твоего собственного отношения — ведь при желании можно и вечернюю прическу обозвать "волосистой частью головы"".

Кто знает — вдруг Бугрова и впрямь творит чудеса?

Меня смутила детская восторженность, с которой мама и Сашенька говорили о мадам Марианне, и я согласилась встретиться с ними завтра у входа все в тот же ДК железнодорожников. «Космея» оккупировала Малый зал для систематических занятий.

"Больше никаких антисектантских заметок! — Вера наконец взялась за мое религиозное воспитание. — Поняла меня? Подавай как информацию, благожелательно, с интересом. Просто еще одна интересная сторона жизни. Всегда помни — ты работаешь на городскую газету!"

Я кивала, дивясь изменениям микроклимата — в последнее время Вере удалось смириться с моим существованием в мире журналистики. Кажется, она даже собралась выковать из меня достойную рабочую единицу.

Вчера Вера светилась от счастья, сбежав на встречу с каким-то типом. Алексей, кажется, Алексеевич. Сегодня она казалась крайне деловитой и с порога сообщила — будет отсутствовать до вечера. Мой поход в «Космею» Вера восприняла прохладно, но обещала оставить под него полторы сотни строк. "Сниматься такие не любят, но ты пиши, потом подберем фотографию. Только не делай репортаж, это второполосный материал — не хватало, чтобы нас обвиняли в пропаганде оккультизма".

"А это оккультизм?" — испугалась я, а Вера в сотый раз прильнула к зеркалу. Устало подняла бровь и сказала, что, разумеется, оккультизм. Но это не имеет абсолютно никакого значения.

Уже когда начальница выходила из кабинета, я спросила — не знает ли она, как позвонить депутату Зубову. Вера махнула рукой на стол: "Возьмешь в моем справочнике".

Там было целых два номера — рабочий и домашний.

"Приемная депутата Зубова", — откликнулся молодой, почти мальчишеский голос, и я, заикаясь, назвала свою фамилию. Голос попросил «минуточку», но куда раньше этого срока в трубке появился чарующий рокоток Антиноя Николаевича.

"Что случилось, дорогая?"

Я судорожно рассказала о своих планах на сегодня, но Зубов только зевнул в ответ.

"А у вас как дела?" — отчаянно спросила я: в зевке улавливались прощальные нотки.

"Сегодня — не поверишь! — выкакал крест".

"Кто?" — испугалась я.

"Глупый вопрос! В этом городе крест выкакать может всего один человек, и ты разговариваешь с ним прямо сейчас! Теперь я точно убедился в своей избранности. Я потом подарю тебе фотографию".

Из трубки понеслась автоматная очередь коротких гудков, настенные часы показывали половину третьего.

Космос ждал меня.

ГЛАВА 13. МАДАМ

Сашенька опаздывала, и мама начала кипятиться: "Неужели нельзя выехать раньше, Глаша, ведь у нее все возможности!" Даже проявляя недовольство Сашенькой, мама вымещала его на мне.

Наконец сестра вышагнула из «BMW» — на водительском месте восседал Лапочкин в шапке из баргузинских соболей: "Привет, Зойпетровна, привет, Глаша, тороплюсь, простите". И тут же дал по газам.

"Не слишком вежлив", — читалось в маминых глазах, впрочем, если бы она знала подоплеку такого поведения, то согласилась бы: Сашенькин муж — более чем джентльмен.