Книга Брик-лейн - Моника Али

— Так ведь весь район начнет сплетничать.

— А кормить меня район будет? Район купит сыну футбол? Пусть район рассуждает, как ему нравится. Вот что я скажу району. — И она прищелкнула пальцами.

— Что говорит твой муж?

Разия сощурилась. Ее взгляд по длинному прямому носу скользнул на малыша.

— Миссис Ислам любит поговорить. Она большая любительница поговорить.

— Миссис Ислам?

— Женщина о тысяче платков. — Разия за все время разговора впервые улыбнулась.

— Ты о чем? При чем здесь ее платки? — со смехом спросила Назнин.

— А ты не слышала? Неужели ты еще не знаешь тайну ее платков?

Разия засмеялась своим высоким металлическим смехом:

— Деточка, ты будто только вчера сюда приехала. Ну, слушай. Одни говорят, что миссис Ислам стесняется своего носа. У нее там бородавка. Говорят, что она прикрывается платком, если кто-то, как ей кажется, в упор ее разглядывает. Только кто осмелится рассматривать бородавку старой ведьмы? Я уверена, что миссис Ислам даже в молодости была старой ведьмой. Другие говорят, что у нее был любовник, который подарил ей набор кружевных платочков, и теперь она таким образом хранит о нем память. Полная чушь! Третьи говорят, что один факир посоветовал ее матери собирать дыхание в тряпочку и вытряхивать на расстояние вытянутой руки, иначе оно принесет несчастье. Некоторые еще верят в эту чушь.

Разия отдала Ракиба Назнин. Малыш намертво присосался к леденцу. Разия встала и потянулась. Спортивный костюм провис на коленях.

— И что? — спросила Назнин. — В чем на самом деле причина?

— Система. С этого все и началось. Ее муж был большим человеком. Большое дело, очень много денег. Много домов, которые они сдавали. В Дакке две квартиры. Большой дом в деревне с бетонными колоннами. Но муж у нее служил лишь фасадом. Мозговым центром была она сама. Никогда не носила паранджу. Говорит, что стала современной; выходит из дому, несмотря на то что вдова. Все это чушь. Она и дома никогда не носила паранджу. Муж приглашал домой партнеров, они обсуждали сделки. Миссис Ислам всегда присутствовала. Она не вмешивалась, только подавала на стол и убирала. Но она знала, о чем они говорят, и руководила процессом. При помощи платочков. Подавала ими знаки. Пятнистый означал «нет». Белый — «да». С кружевом по краю — «контракт на один год». Однотонный муслиновый — «на два года». И так далее в том же стиле.

Назнин покачала Ракиба на коленке. Он вопросительно оглянулся на нее: ты не против?

— А сейчас она их по привычке достает?

— И да, и нет. Миссис Ислам продолжает заниматься делами. Теперь со своими сыновьями.

— Импорт-экспорт?

Разия покачала головой. Назнин ждала. Подруга отвернулась.

— А что тогда? — спросила Назнин.

— Я не уверена на сто процентов.

— Тогда скажи, о чем догадываешься.

— Не хочу сплетничать.

Вот это новость.

— О чем?

— Так, слышала кое-что, но не поверила. А поговорила с ней на прошлой неделе и теперь почти верю. Но не хочу пока говорить.

Тогда зачем завела об этом речь?

— Ладно, — сказала Назнин, — не хочешь — не говори.

На Майл-Энд-роуд они сели в автобус с кондуктором-африканцем.

— Смотри, какой подтянутый, — прошептал Шану, — такой большой. Такой сильный. Понимаешь…

Он помедлил. Назнин вжалась в сиденье. Малыш огляделся и промолчал.

— Их такими выращивали. Для рабства.

Он прошептал последнее слово, и пара впереди обернулась.

— Такими были и их предки, — уже громче сказал Шану.

Автобус тронулся, и, спасибо звуку мотора, весь салон ему больше не внимал.

— Выживали только сильные. Покупали только сильных, за них давали самую высокую цену. Коммерция и естественный отбор шагают рука об руку.

Назнин не понимала, о чем он.

— Как скажешь, муж.

Теперь она решила отвечать ему так. Под этими словами подразумевалось, что она не согласна, не понимает, или что он несет околесицу, или что он совсем умом тронулся. Он же слышал только «как скажешь».

Шану поудобнее устроился на сиденье. Локтем ткнул ее под ребро и даже не заметил.

— Ах, — протянул он, — вот это день.

Задумался:

— Что я скажу, когда он откроет дверь?

Назнин не нашлась что ответить. Шану все-таки удалось ее озадачить.

— Может быть, «салам алейкум»? — рискнула она предположить. И захихикала, а Ракиб надул губы.

Шану походил на человека, которого внезапно разбудили.

— А? Ах да! Да, салам и все такое. А что еще сказать? — Он покусал губу.

Назнин мысленно пожала плечами. Она проверила в сумке, все ли взяла на предстоящий вечер: салфетки, подгузники, погремушку, муслиновую тряпочку, банан, ложку, одеяльца, пижамку Ракиба. Переоденет его у доктора Азада, и по дороге домой Ракиб уснет на плече.

Она поставила малыша на коленку, чтобы он вместе с ней смотрел в окно. Там темно и уютно от ночных фонарей. Люди запахнулись в толстые пальто, изо ртов валит пар. Вспышки фар и мигание задних огней придают улице нечто карнавальное. Автобус чуть подбрасывает. Сияют витрины магазинов. Магазины кожи, одежды, сари, магазины, которые торгуют рыбой с картошкой, самосами, пиццей, всякой всячиной со всего света. Скобяные лавки, книжные магазины, зеленные лавки; магазины, торгующие алкоголем; магазины, где витрины ломятся от стульев, тапочек, аудиокассет; магазины, где будто бы ничего не продают, но там всегда полно людей в пенджабских одеждах, они поглаживают бороды и выпускают дым из трубок. Между сверкающими витринами черные заплаты: там витрины чем-то завалены, на некоторых таблички: «Распродажа». Женщина в большом оранжевом пальто, застегнутом до белеющих в темноте глаз, снует туда-сюда, пытаясь перебежать улицу. Одной рукой подняла край сари, другую прижала к груди. Машины сигналят ей со всех сторон, она бросилась бежать.

— Ничего в голову не приходит. Сразу ему скажу, что у меня с собой коробка калоджема[16].

— Как скажешь, муж.

Назнин больше не вела дома военных действий. Ими она действовала на нервы только себе. Кроме того, квартира и так теперь завалена — не пройти, малыш требует очень много времени, так что она из последних сил пытается удержаться на плаву. И времени на проказы не остается.

— Да, так будет лучше. Скорей бы уже.

Шану неуверенно улыбнулся, словно решил поупражняться в улыбке. Сегодня он в своей зеленой куртке. Капюшон как у водолаза: если застегнуть, останется только дырочка для носа. Штаны вытерлись и сверкают на коленях, подошва одного ботинка (Назнин заметила это по дороге на остановку) отклеилась. Когда они только поженились, он был не то что красивым, но, по крайней мере, аккуратным. Перед выходом на работу прихорашивался. В нагрудном кармане носил две ручки и карандаш. Чистил ботинки. Чистил портфель. В те дни он говорил «когда». Когда он получит повышение.