Книга Найти Элизабет - Эмма Хили

Мама нарезала полицейскому еще пирога и подлила чаю.

– На черном рынке, говорите? Сдается мне, что Фрэнк знает об этом практически все. И вы его не нашли? – спросил отец.

– Нет. И это коренным образом меняет дело. Он находится в розыске. – Полицейский громко отхлебнул чаю. – Наверное, они вдвоем решили удариться в бега.

Отец отстранился от стола и, глядя в пол, сунул руки в карманы.

– Я не поверю, что Сьюки может быть замешана в каких-то махинациях, – произнес он.

Я старалась не смотреть на них, предпочитая разглядывать пол, и, вертя в руках чашку, вспоминала меховые воротники Сьюки и новую сумку из змеиной кожи, коробки с армейскими пайками в конюшне и всю ту еду, которую мы получали к чаю, когда они с Фрэнком к нам приходили.

– Нет, тем более это не то, из-за чего есть смысл пускаться в бега, – сказал полицейский, протягивая руку за очередным куском пирога. – Сказать по правде, тут и расследовать особенно нечего. Но если все-таки…

– В таком случае Фрэнк что-то с ней сделал и предпочел сбежать, – подвел итог отец.

– Неправда, Фрэнк на такое не способен! – воскликнула мама, вскакивая из-за стола и бросая в мойку чайную ложку.

Отец поднял голову и посмотрел на нее. Наверное, в этот момент он заметил в коридоре Дугласа, потому что окликнул его:

– Дуглас, это сержант Нидхэм, пришел насчет Сьюки. Сержант, это наш постоялец.

Дуглас шагнул в комнату, неуклюже прислонился к полкам возле дверей, кивнул сержанту и, когда мать предложила ему чаю, покачал головой.

– Вы разговаривали о Фрэнке, я не ослышался? – спросил он, слегка повернув голову и потянув за край пуловера.

– Да, – подтвердил сержант. – Миссис Палмер считает, что он не имеет никакого отношения к исчезновению ее дочери.

– Вот как? – удивился Дуглас, глядя на мать. Та стояла лицом к раковине. – А по мне, такое очень даже возможно. Фрэнк – редкий ревнивец. Да и нрав у него вспыльчивый.

– Ревнивец, говорите? – уточняет сержант. – Это почему же? Уж не к вам ли он ее ревновал?

– Нет, – ответил Дуглас, медленно и осторожно. – Но Сьюки иногда мне рассказывала, что Фрэнк временами бывал страшно ревнив, – добавил он, глядя в глаза сержанту. Лицо у него при этом было каменное, скорее похожее на маску, и мне в голову пришла безумная мысль, что когда он говорил, то даже не шевелил губами, а как будто цедил сквозь зубы. – Однажды она мне пожаловалась, что ему вечно мерещится бог знает что.

Отец вынул руки из карманов и потер ладонями лицо. Мать повернулась и оперлась спиной о раковину, придерживаясь за ее край. Интересно, подумала я, с какой стати Сьюки было что-то рассказывать Дугласу и почему она не сказала этого мне? Что, если Дуглас говорит неправду?

– И когда Сьюки сказала это тебе? – вырвался у меня вопрос.

Отец тотчас велел мне идти к себе наверх и добавил, что этот разговор меня вовсе не касается.

Я встала и вышла из-за стола, однако задержалась на лестнице. В кухне было светло и уютно. Горела лампа под потолком, гудела кухонная плита. На первый взгляд это было обычное семейное чаепитие. На столе стояли чашки, на плите свистел чайник. Если бы не полицейский, занявший мамино место и доедавший пирог, одновременно что-то записывая в небольшой блокнот.

– И когда именно она вам это сказала? – спросил он у Дугласа, переворачивая страницу в блокноте.

– Да не один раз она это говорила. Раз сто, не меньше, сержант, – ответил Дуглас. – Например, летом…

Мне наш квартирант был виден не полностью, но его рука пошевелилась, из чего я сделала вывод, что он пожал плечами.

– Что, когда она приходила к нам на обед? – уточнила мама. Мне были видны только ноги на фоне шкафчика под мойкой. – Лично мне она ничего такого не говорила.

Подбородок Дугласа высунулся вперед ниже перекладины дверной коробки. Это он наклонился вперед, и я подумала, что сейчас он что-то скажет. Однако сержант допил свой чай и со скрипом отодвинул стул.

– Тогда меня не было, – сказал он. Затем оттолкнул чашку, что-то черкнул в блокноте и поднялся из-за стола. – Спасибо за чай, миссис Палмер. Когда что-то прояснится, я вам сообщу. Но вы не беспокойтесь. Сейчас все куда-то переезжают. Людям просто не сидится на месте. Вполне возможно, что они просто решили пожить в другом городе, и когда поймут, что жизнь везде одинакова, вернутся назад. Как бы там ни было, а Фрэнк от нас не уйдет.

Полицейский постоял еще пару секунд, глядя на Дугласа, а затем направился вслед за отцом к двери. Я быстро юркнула в гостиную и услышала, как мама шепнула Дугласу про то, что весь пирог съел полицейский.

– Это были последние сухофрукты из тех, что принес мне Фрэнк, – добавила она, и я представила себе, какую гримасу сделал Дуглас при упоминании его имени. – Как там твой фильм? – продолжила мать, спеша сменить тему разговора, прежде чем тот вновь заведет разговор о муже Сьюки. Дуглас что-то ответил, но так тихо, что я ничего не расслышала.

– Что? – сказала мама. – Мне казалось, что это должно было быть смешно. Или ты не слушал?

Тем временем отец благодарил сержанта Нидхэма за то, что тот пришел к нам. Они оба остановились у двери и обернулись назад, на коридор. Сержант воспользовался этим моментом, чтобы стряхнуть с брюк крошки пирога.

– Этот парень мне кого-то напоминает, – сказал он, прежде чем выйти за дверь. – Вот только не припомню кого.

Все записки, связанные с Элизабет, я выкинула в мусорную корзину. Теперь она напоминает мне коробку с конфетти. Я чувствую себя ужасно, ведь я бросила ее. Но что я могу сделать? Нет ничего, от чего можно было бы оттолкнуться, никто не хочет мне помочь. Я была в полицейском участке четыре раза. Я это точно знаю, потому что я это записала. Четыре раза, и они до сих пор так ничего и не сделали. Для них я выжившая из ума старуха. Полицейские считают, что они правы. Я беру лист бумаги и красную ручку и пишу записку, которую повешу на стене в гостиной. Элизабет не пропала. Даже если я сама в это не верю, возможно, через несколько часов все будет иначе. Может, даже раньше. Я больше не хочу заниматься ее поисками. Мне никто не поверит. Если же я буду продолжать, то доведу себя до сумасшествия. Кроме того, я так многого не помню, что могу ошибаться. Возможно, Элизабет дома, а я суетилась совершенно напрасно.

Приходит Карла. Увидев записку, она одобрительно кивает.

– Верно, – говорит она. – Лучше сосредоточиться на собственной безопасности. Береженого бог бережет, ведь так?

С этими словами она энергично берется за дела и начинает рассказывать об уличных грабежах и разбойных нападениях. Я пытаюсь ее слушать, но, как мне кажется, ее слова не имеют ко мне никакого отношения.

– Старики не заботятся о своей безопасности, – продолжает Карла. – Они не замечают, что забыли повернуть за собой ключ замка от входной двери или неплотно закрыли окна.