Книга Странник играет под сурдинку - Кнут Гамсун

А фру все читала. Вернее, не читала, потому что глаза у нее застыли, она просто устремила взгляд на письмо и о чем-то думала. Интересно, о чем она могла думать.

Инженер нетерпеливо поглядел на нее и сказал с усмешкой:

– Дорогая, уж не надумала ли ты выучить это пись мо наизусть? Ведь человек ждет.

– Ах, извини, – сказала фру и протянула мне пись мо торопливо и смущенно. – Я просто забылась.

– Да, уж не иначе, – заметил инженер.

Я поклонился и вышел.

Летними вечерами на мосту полно гуляющих – учи теля и торговцы, девицы на выданье, дети; я дожидаюсь позднего часа, когда мост опустеет, я тоже иду туда, оста навливаюсь, внимая рокоту, и стою час, а то и два. Собственно, мне больше нечего делать, кроме как слушать шум потока, но мозг мой настолько освежен праздностью и хорошим сном, что сам изыскивает бесчисленное мно жество мелочей, которыми можно заняться. Вчера, на пример, я вполне серьезно решил сходить к фру Фалькенберг и сказать ей: «Фру, уезжайте отсюда первым же поездом!» Сегодня я высмеял себя за эту сумасбродную идею и выдвинул другую: «Мой милый! Лучше сам уез жай отсюда первым же поездом. Кто ты ей, друг и совет чик? Отнюдь, а человек должен вести себя сообразно своему положению».

Нынешним вечером я снова воздаю себе по заслугам. Я начинаю что-то напевать, но сам почти не слышу свое го голоса – его заглушает рев водопада. «Смотри же, всякий раз, когда вздумаешь петь, ступай к водопаду», – говорю я себе уничижительным тоном и тут же смеюсь над собой. Вот на какие ребячества я убиваю время.

Вдали от моря водопад служит для ушей ту же служ бу, что и прибой, но прибой может усиливаться и ослабе вать, а шум водопада – это как бы туман для слуха, его монотонность невероятна, бессмысленна, это воплощение идиотизма. Который час? Нет, что вы! Что сейчас, день или ночь? Да, конечно, Если положить камень на две надцать клавиш органа, а потом уйти своей дорогой, по лучится то же самое. Вот на какие ребячества я убиваю время.

– Добрый вечер! – говорит фру Фалькенберг, при близясь ко мне.

Я не очень удивился, будто ждал ее. Если она так ве ла себя, когда читала письмо мужа, можно было преду гадать, что она пойдет еще дальше.

Ее приход можно объяснить двояко: либо она расчув ствовалась, когда ей так прямо напомнили о доме, либо решила пробудить ревность инженера; возможно, что в эту минуту он стоит у окна и глядит на нас, а ведь меня приглашают в Эвребё. А может быть, она действует про думанней и тоньше и хотела вызвать ревность инженера уже вчера, когда читала и перечитывала письмо капи тана.

Как видно, ни одна из моих глубокомысленных дога док не соответствовала истине. Фру Фалькенберг хотела видеть именно меня, она хотела как бы извиниться за то, что послужила причиной моего увольнения. А ведь, казалось бы, такой пустяк совсем не должен ее зани мать. Неужели она настолько легкомысленна, что даже не способна понять, как худо ей самой? И какого черта я ей понадобился?

Я хотел ответить ей коротко и намекнуть относитель но поезда, но потом вдруг расчувствовался, ибо предо мной было дитя, не ведающее, что творит.

– Ты теперь поедешь в Эвребё, – так начала она, – вот мне и хотелось бы… Гм-гм. Ты, должно быть, огорчен, что приходится уезжать отсюда, верно? Не огорчен? Нет, нет. Ты ведь не знаешь, что тебя рассчитали из-за меня, потому что…

– Это не играет роли.

– Нет, нет. Но теперь ты все знаешь. Я хотела сама все тебе объяснить, прежде чем ты уедешь в Эвребё. Ты ведь сам понимаешь, мне было не совсем приятно, что ты…

Она замялась.

– Что я здесь. Да, вам это было очень неприятно.

– …что я тебя вижу. Чуть-чуть неприятно. Потому что ты знал, кто я. Вот я и просила инженера рассчитать тебя. Ты не думай, он не хотел, но все-таки выполнил мою просьбу. А я очень рада, что ты поедешь в Эвребё.

Я сказал:

– Но если вы вернетесь домой, вам будет столь же неприятно видеть меня там.

– Домой? – переспросила фру. – Я не вернусь до мой.

Пауза. Она нахмурила брови, когда говорила эти слова. Потом кивнула мне, слабо улыбнулась и хотела уйти.

– Я вижу, ты простил меня! – добавила она.

– Вам нисколько не будет неприятно, если я поеду к капитану? – спросил я.

Она остановилась и взглянула на меня в упор. Как это понять? Трижды она помянула в разговоре Эвребё. Хо чет ли она, чтобы я, при случае, замолвил там за нее сло вечко? Или, напротив, не желает чувствовать себя моей должницей, если я ради нее откажусь от приглашения?

– Нет, нет, мне не будет неприятно. Поезжай.

И она ушла.

Значит, фру Фалькенберг вовсе не расчувствовалась, и расчета у нее тоже никакого не было, сколько я мог по нять. А может, было и то и другое сразу? К чему привела моя попытка вызвать ее на откровенность? Мне следова ло быть умнее и не предпринимать такой попытки. Здесь ли она останется, переедет ли куда-нибудь еще – это не мое дело. Пусть так.

Ты ходишь и вынюхиваешь, сказал я себе, ты воображаешь, будто она для тебя не более чем книжная выдумка, но вспомни, как расцвела твоя увядшая душа, когда ее глаза взглянули на тебя. Мне стыдно за тебя! Чтоб завтра же здесь и духу твоего не было.

Но я не уехал.

Правда, святая правда, я ходил и вынюхивал повсюду, лишь бы узнать что-нибудь про фру Фалькенберг, а по ночам – и не один раз – я осыпал себя упреками и казнил презрением. С раннего утра я думал о ней; про снулась ли она? Хорошо ли ей спалось? Не уедет ли она сегодня домой? Одновременно я вынашивал всевозмож ные планы: а нельзя ли мне устроиться на работу в тот отель, где она живет? А не стоит ли написать домой, что бы мне выслали приличное платье, заделаться джентль меном и снять номер в том же отеле? Эта последняя идея могла все испортить и больше, чем когда бы то ни было, отдалить меня от фру Фалькенберг, но я вдохно вился ею чрезвычайно – настолько глуп я был. Я сдружился с рассыльным из отеля только потому, что он жил к ней ближе, чем я. Это был сильный, рослый парень, он ходил встречать поезда и каждые две недели препровож дал в отель какого-нибудь коммивояжера. Он не мог бы снабжать меня новостями, я его не выспрашивал и не подстрекал рассказать что-нибудь по своей охоте. К тому же он был некрепок умом, но зато он жил с ней под одной крышей – этого у него не отнимешь. И как-то раз моя дружба с рассыльным привела к тому, что я услышал много интересного о фру Фалькенберг и вдобавок из ее собственных уст.

Значит, не все дни в этом маленьком городе прошли зря.

Однажды утром я вместе с рассыльным ехал со стан ции; утренним поездом прибыл какой-то важный путеше ственник; чтобы доставить в отель его тяжелые серые че моданы, понадобилась лошадь и дроги.

Я помог рассыльному погрузить чемоданы. Когда же мы подъехали к отелю, он поглядел на меня и сказал: «Сделай милость, помоги мне перенести эти чемоданы, а вечером я тебе поставлю бутылку пива».