Книга Библия сегодня - Меир Шалев

«У Ноемини был родственник по мужу ее, человек весьма знатный, из племени Елимелехова, имя ему Вооз. И сказала Руфь Моавитянка Ноемини: пойду я на поле, и буду подбирать колосья по следам того, у кого найду благоволение». Некоторые толкователи считают, что она была готова подбирать колосья в любом поле, где ей позволят. Но вполне возможно, что Ноеминь хотела, чтобы Руфь «нашла благоволение» в глазах именно Вооза — что они с самого начала положили на него глаз. Последующее развитие истории как будто подтверждает такое толкование.

Итак, Руфь пришла на поле Вооза. Библия представляет это как случайность. «И случилось, что та часть поля принадлежала Воозу». Если это и правда была случайность, то она обернулась редкой удачей.

Как бы то ни было, Вооз пришел на свое поле, и Руфь произвела на него огромное впечатление. Встало ли у него, неясно, однако его первый вопрос к надсмотрщику над жнецами был: «Чья это молодая женщина?» Мягко, обиняками автор дает нам понять, что сердце Вооза растаяло, едва он увидел Руфь. Была ли это любовь с первого взгляда, или все ограничивалось обычным мужским любопытством к хорошенькой незнакомке, но Вооз продолжал проявлять к Руфи интерес, какого у него не вызывали другие сборщицы колосков. Он попросил ее не ходить «подбирать на другом поле» и приказал своим молодым работникам уделять ей еду и воду и не сметь к ней прикасаться. Последнее распоряжение открывает нам, в каком положении находились сборщицы колосков, не сумевшие найти себе покровителя. Им приходилось терпеть унижения и насмешки, пока они подбирали оброненные колоски, чтобы немного утолить свой голод и отнести что-то домой своим близким. Так и видишь, как они быстро снуют среди снопов, опустив головы, стараясь быть как можно незаметнее.

Наших мудрецов несколько ошарашило такое внимание Вооза к юной моавитянке, и они всячески доказывали, что его поразила ее целомудренность. Она, оказывается, «высокие снопы обирала, стоя, а низкие, сидя», то есть не нагибалась, как бесстыжие деревенские девки.

Когда Руфь в тот вечер вернулась домой и рассказала Ноемини о том, как внимателен к ней был Вооз, Ноеминь ответила сугубо практично: «Человек этот близок к нам; он из наших родственников». У еврейского родственника были права и обязанности по отношению к состоящим с ним в родстве. В частности, право первым выкупать их имущество прежде, чем оно пойдет с торгов. К концу жатвы Ноеминь поняла, что железо накалилось и настало время его ковать: Руфь и Вооз постоянно встречались в полях. Пора было приступить к решающей фазе операции. Старая умница Ноеминь начала готовить сцену для следующего действия «Искушение Вооза», которому посвящена третья глава Книги Руфь.

Обдумав мизансцену до мельчайших деталей, Ноеминь принимается дергать за нитки, а Руфь исполнять все, что от нее требуется. Это чудесно написанная глава, которая пронизана душистыми ароматами уборки хлебов. Руфь отправлена на гумно, чтобы использовать свою красоту и грациозность точно по инструкции Ноеминь. «Дочь моя, не поискать ли тебе пристанища, чтобы тебе хорошо было? Вот, Вооз, со служанками которого ты была, родственник наш. Вот, он в эту ночь веет на гумне ячмень. Умойся, помажься, надень на себя нарядные одежды твои, и пойди на гумно, но не показывайся ему, доколе не кончит есть и пить. Когда же он ляжет спать, узнай место, где он ляжет; тогда придешь и откроешь у ног его, и ляжешь. Он скажет тебе, что́ тебе делать».

Наставления эти исполнены мудрости. Ноеминь строит свои расчеты на исконных законах природы и общества. Она посылает Руфь на бой вымытую, нарядно одетую, благоухающую — куда более привлекательную, чем он видел ее в пшеничных полях. Ноеминь предостерегает, чтобы Руфь дождалась, пока Вооз не кончит есть, — усталый, голодный мужчина будет раздражен и даже груб, пока не набьет желудок. Только когда он задремлет, должна Руфь приниматься за дело. Ноеминь стремится достичь максимального эффекта: счастливая жертва должна изумиться, обнаружив рядом с собой красивую женщину. Руфь должна открыть его ноги, когда он задремлет: ведь прохладный ветер, дующий с полуночи в горах Иудеи, непременно разбудит того, кто не укрыт от него. Так и произошло: «В полночь он содрогнулся, приподнялся, и вот, у ног его лежит женщина».

Традиционный комментатор объявляет аврал — свистать всех наверх! — едва становится ясно, что Руфь намерена провести ночь наедине с Воозом на гумне. Наши мудрецы прекрасно понимали, что гумно — это самое подходящее место для романтичных ночей, и им пришлось пустить в ход все свои казуистические изыски, лишь бы помешать читателю прийти к заключению, будто могло иметь место хоть что-то, способное бросить тень на моральную стойкость прародителей царя Давида. Раши, например, растолковывает нам, что Вооз сидел на гумне, «изучая Тору». Затем он торопится сообщить, что он «положил руку ей на голову и понял, что это женщина». Ибн Эзра так же опасался, что Вооз мог нецеломудренно ощупать лежащую у его ног фигуру. По его утверждению, «она могла сказать ему, чтобы он не боялся, и он распознал женский голос. Или же при свете луны он мог заметить, что у нее нет бороды, либо узнать ее по платью». В Мидраше «Рут Раба» Вооз и Руфь предположительно вели длинный философский диалог на эту тему. «Он сказал — кто ты, дух или женщина? Она сказала — женщина. Замужняя или незамужняя? Она сказала — незамужняя. Нечистая или чистая? Она сказала — чистая». Все эти комментарии стремятся затушевать тот факт, что Руфь пришла к Воозу выяснить, не возьмет ли он на себя роль ашера — родственника-избавителя. Из текста совершенно ясно, что Вооз, едва проснулся, уже знал, что рядом с ним лежит женщина. Его первый вопрос «кто ты?» в оригинале имеет грамматический женский род. Руфь лежала так близко к нему, что он никак не мог счесть ее духом или хотя бы бородатым мужчиной.

«Я Руфь, раба твоя; простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник». Ее ответ целомудрен и простодушен. Но в темноте ее теплое, надушенное мирром тело, посылало совсем другие сигналы. Никакие ученые комментарии о родственниках, нечистоте и левирате в тот момент не могли интересовать ни Руфь, ни Вооза.

Руфь и Вооз не были юной парочкой, впервые оказавшейся на пороге любви. Руфь уже была замужем, и, хотя нам ничего не известно о матримониальной истории Вооза, мы твердо знаем, что он не был безусым юнцом. С девственностью он расстался не в эту ночь. Когда он обнаружил возле себя Руфь, то с полной уверенностью предположил, что она пришла не для того, чтобы обсудить с ним урожай пшеницы. Они, взрослые люди, прекрасно понимали, что именно влечет их друг к другу. Появление Руфи на гумне сказало Воозу, что он ее интересует, — точно так же, как его заботливое отношение к ней в дни жатвы, показало ей, какие чувства им руководят. Но ее слова «простри крыло твое на рабу твою» объяснили ему и еще кое-что: Руфь интересовал брак, а не мимолетная связь.

Вооз оказался перед старой-престарой дилеммой. С одной стороны, он был добропорядочным, честным человеком, и его намерения относительно Руфи были самыми серьезными. Но соблазнительная близость хорошенькой женщины в романтичной обстановке ночного гумна оказала свое воздействие. Следующие его слова указывают на множество противоречивых чувств. «Хотя и правда, что я родственник; но есть еще родственник ближе меня. Переночуй эту ночь; завтра же, если он примет тебя, то хорошо, пусть примет; а если он не захочет принять тебя, то я приму; жив Господь! Спи до утра».