Книга Фараон и наложница - Нагиб Махфуз

— Радопис, — сказал фараон, — о любовь, слившаяся с моей душой, двери этого дворца не закроются, его покои не погрузятся во тьму. Он станет, как и мы, колыбелью любви, раем влюбленных, буйно расцветающим садом, где восходят семена воспоминаний. Я сделаю из него памятник любви, покрою его пол и стены чистым золотом.

Лицо Радопис сияло от счастья, когда она доверительно сообщила ему:

— Да сбудется твоя воля, мой повелитель. Клянусь тебе своей любовью, что завтра я отправлюсь в храм Сотис и омою свое тело священным елеем, дабы очистить его от скверны прошлого. Я войду в это святилище с новым чистым сердцем, словно цветок, пробивающийся через оболочку и обращающий лепестки к лучам солнца.

Фараон прижал руку Радопис к своему сердцу и заглянул в ее глаза.

— Радопис, сегодня я счастлив, — сказал он, — я заявляю перед вселенной и богами о своем счастье. Вот какой я желаю видеть свою жизнь. Посмотри на меня. Твои черные глаза для меня прелестнее света всего мира.

В ту ночь остров Биге спал, а любовь впервые обрела приют в его белом дворце и не погасла до тех пор, пока кромешная ночь не отступила перед подернутой дымкой синевой рассвета.

Тень любви

Уже настало позднее утро, когда Радопис проснулась. Стояла духота, ослепительные лучи солнца озаряли и раскаляли все кругом. Ее тонкая ночная рубашка облегала гибкое тело, волосы беспорядочно рассыпались, волнами ниспадая на грудь и на подушку. Благословенно пробуждение ото сна, воскрешающее в сердце прекрасные воспоминания. Ее сердце превратилось в луг, где царило веселье, в воздухе вокруг нее витал запах цветов, весь мир улыбался от счастья и радости. Нутром Радопис чувствовала себя так, будто помолодела, и перед ней открылся лучезарный новый мир, будто она родилась заново.

Радопис повернулась на бок и взглянула на подушку: вмятина на том месте, где лежала его голова, была отчетливо видна. Она смотрела на нее с любовью и состраданием. Радопис приблизилась к ней, поцеловала ее и счастливо пробормотала: «Как все красиво и как я счастлива!»

Радопис села, затем покинула ложе — она так поступала каждое утро: бодро, весело, словно знаменитый острослов, чья душа раскрывается от хорошего настроения. Она искупалась в холодной воде, надушилась, затем облачилась в одежды, пропитанные благовониями, и подошла к обеденному столу, где отведала завтрак из яиц, лепешек, чашки свежего молока и кружки пива.

Радопис взошла на свою ладью, собираясь отплыть в Абу. Прибыв туда, она направилась в храм Сотис, вошла через огромный портал с робостью в сердце и большими надеждами в душе. Она ходила по огромному строению, впитывая благословение его стен и колонн, украшенных Священным Писанием. Радопис опустила щедрые пожертвования в жертвенник, затем отправилась в приемную верховной жрицы и просила омыть ее тело священным елеем, дабы избавиться от позорных пятен и скверны жизни, превратностей судьбы, освободить сердце от греха и слепоты. Отдавшись в руки чистых душой и телом жриц, она подумала, что безжалостно предает могиле забытья тело Радопис, кокетливой куртизанки, насмехавшейся над мужчинами и опустошавшей их души, танцевавшей на бренных останках своих жертв, на осколках их разбитых сердец. Она ощутила, что по ее венам потекла свежая кровь, удовольствие, счастье, чистота помыслов переполняли сердце и охватывали все ее чувства. Затем Радопис упала на колени и стала неистово молиться. На глаза выступили слезы, она молила бога благословить ее любовь и новую жизнь. Радопис вернулась во дворец такой счастливой, что почувствовала себя птицей, расправлявшей крылья в ясном небе. Шейт едва сдерживала радость, когда приветствовала ее.

— Да будет благословен этот день, моя госпожа, — просияв, сказала она. — Ты знаешь, кто приходил в наш дворец, пока тебя не было?

Сердце Радопис забилось быстро и неистово.

— Кто? — воскликнула она.

— Несколько человек, — ответила рабыня, — самые искусные мастера Египта. Их прислал фараон. Они осмотрели комнаты, коридоры и залы, измерили высоту окон и стен, чтобы обставить все новой мебелью.

— Правда?

— Да, моя госпожа. Скоро этот дворец станет чудом века. Какая же это выгодная сделка!

Радопис не поняла, что имеет в виду рабыня. Затем ее осенило, и она сдвинула брови.

— Какую сделку ты имеешь в виду, Шейт? — спросила она.

Рабыня подмигнула.

— Сделку, которая называется твоим новым романом, — ответила та. — Клянусь богами, мой повелитель стоит всех богачей этой страны. После сегодняшнего дня я не стану жалеть, видя спины уходящих торговцев Мемфиса и командиров юга.

Лицо Радопис покраснело от гнева.

— Довольно! — закричала она. — Это не торговая сделка.

— Извини. Моя госпожа, если бы мне хватило смелости, то я спросила бы, как все это называется.

Радопис вздохнула:

— Прекрати пустую болтовню. Разве ты не видишь, что на этот раз у меня серьезные намерения?

Юная рабыня уставилась на красивое лицо хозяйки и, немного помолчав, сказала:

— Да благословят тебя боги, моя госпожа. У меня в голове все перемешалось, и я спрашиваю себя, почему моя хозяйка столь серьезна.

Радопис снова улыбнулась и опустилась на диван.

— Шейт, я влюбилась, — тихо ответила она.

Рабыня ударила себя в грудь рукой.

— Ты влюбилась, моя госпожа? — с тревогой и удивлением спросила она.

— Да, я влюбилась. Что тебя так удивляет?

— Прошу прощения, моя госпожа. Любовь — новый гость. Я не слышала, чтобы ты раньше упоминала его имя. Как он явился сюда?

Радопис улыбнулась и, словно во сне, ответила:

— Удивляться нечему — женщина влюбилась. Это довольно обычное явление.

— Только не здесь, — откликнулась Шейт, указывая на то место, где находилось сердце госпожи. — Я всегда думала, что твое сердце — неприступная крепость. Как же эта крепость пала? Ради бога, расскажи мне.

Глаза Радопис смотрели мечтательно, воспоминание об этом вызвало в ее душе бурю чувств.

— Шейт, я влюбилась, — сказала она почти шепотом. — А любовь чудесна. Я не знаю, когда она постучалась во врата моего сердца, как она проникла в глубины мой души. Любовь привела меня в ужасное замешательство, но мое сердце не лгало, ибо забилось неровно и заволновалось, когда я увидела лицо фараона и услышала его голос. Раньше в подобных случаях оно никогда не вело себя так, однако тайный голос шепнул мне на ухо, что никто другой, кроме этого мужчины, не станет повелевать моим сердцем. Меня охватило неистовое, томное, мучительное ощущение, и я безошибочно поняла, что он должен стать частицей моего существа, подобно моему сердцу, а я должна стать частицей его существа, подобно его душе. Я больше не представляю, что жизнь может быть хорошей, а существование приятным без слияния наших душ.