Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

— Товарищ майор, вас пятый, — сказал он через миг, вытягиваясь по стойке смирно и обращаясь к завешенному плащ-палаткой углу.

Не прошло и минуты, как подтянутый и, словно вовсе не спавший, комполка уже докладывал в телефон. Андреев слышал, как на другом конце провода чья-то властная рука взяла предупредительно протянутую штабным телефонистом трубку и в красное со сна ухо майора зарокотал чуть искаженный мембраной недовольный голос командующего:

— Ты что там себе думаешь, Андреев? Что твоя полковая разведка делает? Твои соседи слева и справа больше твоего знают, что творится у тебя перед носом. Немцы затеяли какие то перемещения у себя в тылу, а от тебя уже пятые сутки никаких данных. Чтоб через два дня сведения были у меня на столе!

Завывает снаружи ветер, сыплет снег, заметает поле и темные линии окоп и, кажется, весь белый свет от моря и до моря. И, Господи, как желанен, как краток сон на передовой. В него проваливаешься внезапно, как в полынью…

— Крутицын, Хохлатов, к комполка! — как ножом полоснуло по плотной бархатной ткани сна, и Крутицын с трудом приподнял веки. Между стеной и закрывающей вход плащ-палаткой, мгновенно внося с собой холод и неуют, смутно маячила чья-то заснеженная голова.

— Крутицын, Хохлатов! — повторила голова, напряженно вглядываясь во мрак землянки. Резкий окрик и порция холодного воздуха сразу вернули заплутавшее, запутавшееся в дебрях сна сознание в неприветливое бытие. Крутицын узнал посыльного из штаба.

— Не кричи: ребят разбудишь. Сейчас будем… — бывший поручик рывком сел на нарах, с наслаждением до хруста в костях потянулся, глотнул из кружки давно остывший чай. Покосился на привалившегося к стене и тоненько посвистывающего носом Брестского.

— Давай, Дима, просыпайся. После сны досматривать будешь. Комполка ждет.

Брестский свистеть перестал, заворочался, но разорвать сладкие оковы сна был не в состоянии, да и бесчеловечно это, товарищи, если хотите знать. Пришлось Крутицыну брать Диму за шиворот и поднимать силой.

— Эй, Сергей Евграфович, полегче на поворотах! — обиженно пробурчал Брестский и сразу же без перехода, растягивая в блаженной улыбке рот, добавил: — Какой я сон нынче видел! Море, магнолии, полуголые дамочки… Красота! — Дима сладко зажмурился и, надевая поверх тулупа шинель, которой накрывался, вдруг задумчиво добавил: — Интересно, как там наш Соловец? Небось, плавает на своем «Стремительном», поплевывает в море-океан… Он упертый: наверняка до Симферополя добрался, а там и до Севастополя — рукой падать.

Крутицын не ответил. Взяв автомат, он уже лез из землянки в ночь, стужу, метель…

2

Но Брестский ошибался: Костя так и не увидел моря.

Простившись с друзьями, в кузове попутного грузовика он дотрясся до Чернигова, а утром следующего дня с санитарным поездом прибыл на Киевский вокзал, где сразу же попал в людской водоворот.

Сотни несчастных, сорванных войной с насиженных мест, стремились любыми путями покинуть город. Какой-то бугай с огромным мешком за спиной, чуть было не сшиб морячка с ног, когда подали вдруг состав и толпа с руганью и криками ринулась на штурм. Но среди моря отчаяния, рассекая людской хаос направленными потоками, под частоколом винтовочных штыков двигались в пешем строю воинские части. Мелькали красные повязки патрулей.

В комендатуре было суетно и тесно от снующего по коридорам служивого люда, в основном среднего и младшего комсостава, комиссаров. У Кости даже в глазах зарябило от обилия шпал и бархатных звезд с золотыми серпом и молотом на рукавах. Морячок едва успевал бросать руку к околышу бескозырки.

В конце концов Косте удалось отыскать военного коменданта и обратиться к нему со своей просьбой.

— Ты що, морячок, ополоумел?! Какой Крым? Какой Севастополь?.. Немцы уже Николаев захватили! Не сегодня-завтра форсируют Днепр! — Низенький издерганный комендант, с вислыми усами не скрывал своего раздражения. — Где тебя, твою мать, черти носят? — заорал он вдруг на какого-то, возникшего, словно из ниоткуда, бойца. Дышал боец тяжело, и на лбу его проступили крупные капли пота. — Беги скорей к Доценко, пускай еще людей выделит на погрузку. Пускай берет, где хочет! — и затем, обращаясь Косте: — Моряк, значит. Радист… Это хорошо, — хотя, что «хорошо», он так и не пояснил, а принялся снова изучать Костины документы. — Вот что. Направлю-ка я тебя к нашим речникам. Их вчера здорово потрепали, так что люди им нужны.

И Костина судьба в очередной раз сделала крутой поворот. В мрачном расположении духа вышел он из здания комендатуры и, предварительно расспросив у дежурного дорогу, двинулся, согласно предписанию, к месту расположения Днепровской флотилии.

Но, братишки, как хорошо было в Киеве в то летнее утро! Спешили куда-то белозубые хохлушки в летних платьях, высоко в небе сновали быстрокрылые ласточки, и Костино сердце непонятно отчего тоже стало парить вместе с ними над изломанными крышами домов, над обласканными солнцем куполами, над зелеными рощами, мягкими волнами, сбегающими к самой реке. А может, причиной тому были встречные дивчины, их черные бархатные очи, стреляющие из-под длиннющих ресниц прямо в сердце маленького морячка, их загорелые обтянутые белыми носочками икры, мягкий певучий говор и мелодичный смех. Костя даже приосанился, на миг позабыв о войне.

Но ее дыхание ощущалось уже и здесь: целились мертвыми зрачками в безоблачное небо зенитки, в конце улицы громоздились баррикады из мешков с песком, а из дверей продуктового магазина тянулась длиннющая очередь. Лица у людей казались спокойными, даже несколько отрешенными, но в глазах у многих уже давно поселилась тревога. То и дело попадались военные патрули. У Кости раза четыре проверили документы, пока он дошел до места назначения.

У ворот с большими позолоченными якорями неспешно похаживал хмурый моряк с карабином за спиной. Костя отдал морячку честь, но тот даже и бровью не повел, лишь настороженно скользнул взглядом по лицу незнакомца. Дежурный по КПП сразу же затребовал у Соловца документы, а проверив, махнул в сторону невысокого беленного известью строения с военно-морским флагом над крыльцом:

— Штаб флотилии, — пояснил он. — Тебе туда.

Так Костя оказался радистом на бронекатере БКА-1025, или попросту «букашке», «бычке», как ласково называли их сами речники. Вместо имен «бычкам» полагались лишь намалеванные белой краской номера. Костиным катерком под номером двести пять командовал мичман Мякинин, но его в этот час на борту не оказалось, и морячка встретил спокойный и рассудительный старшина Пивоваров.

Первым делом старшина отвел новоприбывшего в столовую, где Соловцу налили огромную миску горохового супа, а потом дали такую же с макаронами по-флотски и компот. Оголодавший за это время Костя ел так, что за ушами трещало, а Пивоваров, одобрительно поглядывая на него, только подбадривал:

— Вот это по-нашему, сынок… Вот это другой разговор.

Затем они отправились на вещевой склад — старая Костина форма после боев, плена и белорусских болот, хоть и была тщательно выстирана и отглажена, выглядела не очень. Только бескозырку с названием своего корабля — на черном фоне золотыми буквами четко выведено «Стремительный» — морячок отказался менять наотрез. Но старшина оказался человеком понятливым и особо не настаивал. В общем, все было бы прекрасно, если бы не одно но…