Книга Валькирия рейха - Михель Гавен

– Почему вы оставили свою подругу, лейтенант? – спросила Хелене Хартмана, увидев его рядом, – это нехорошо. Надеюсь, у вас серьезные намерения?

– Такие девочки скрашивают наш досуг, – чуть хрипловатым голосом ответил он, пристально глядя на Хелене.

– Вот как? – она даже слегка растерялась, услышав его слова. «А птенец оперился, – подумала про себя иронично, – уроки Лауфенберга не проходят даром. Он весь полк обучит, ему только дай волю». Однако строгим голосом продолжала:

– Я полагаю, лейтенант, вы должны отдавать себе отчет, что девушке надо выходить замуж, и, не имея серьезных намерений, не стоит портить ей жизнь…

– Я не собираюсь жениться на ней, – он ловил взглядом каждую черточку ее лица, каждую перемену настроения, каждую искорку в глазах.

– По-моему, это ответ, недостойный офицера, – возразила Хелене, – Девушка доверяет вам.

– Она сама хотела этого, – ответил он.

– Должна вам заметить, лейтенант, – произнесла Хелене, внимательно глядя на него, – что я не поощряю распутства в своем полку. И если девушка предъявит свои претензии, вы можете угодить под офицерский суд чести, что поставит крест на вашей дальнейшей карьере. Такие случаи уже бывали. Мое отношение однозначно: честь офицера должна быть незапятнанна. Ваш шеф по женскому вопросу, как я понимаю, Андрис фон Лауфенберг – должен хорошо это знать. Он-то никогда не забывает…

– Хелене, – не дослушав, он взял ее за руку.

– Что?! – Хелене резко отстранилась от него, – вы, кажется, забываетесь, лейтенант, – строго начала она, но замолчала, вдруг ощутив весь жар желания, кипящей в его крови. Он невольно передавался и ей. Пространство между ними было буквально наэлектризовано. В этот момент он уже не был лейтенантом, а она – вышестоящим командиром, все условности разрушились. Он был мужчиной, а она – просто женщиной, которую он желал. Поняв это, Хелене решила, что вразумлять его дальше бесполезно и, во избежание недопустимого, лучше уйти. Пусть остынет. Такое уже случалось в ее карьере, когда мужчины, взбудораженные алкоголем, пытались переступить черту, но ей всегда удавалось ставить их на место и сохранять статус-кво. Вот и в этом случае, отступив, она сдержанно пожелала лейтенанту хорошо повеселиться и быстро ушла по направлению к штабу. Но нет, она не шла – бежала. И уносила с собой этот жар, которым он заразил ее. Ей хотелось поскорее спрятаться в своей комнате, куда всем остальным вход был строго-настрого воспрещен.

Войдя наконец-то к себе, она сходу окунула лицо в холодную воду, забыв о косметике. Краска расплылась, и ей пришлось тщательно умываться. Правда, эта процедура немного успокоила и охладила ее. Вытерев полотенцем лицо и намокшие волосы, Хелене сбросила китель и закурила сигарету, чтобы окончательно прийти в себя. Вдруг дверь за ее спиной открылась. Кто-то вошел, без стука, сам. Никто из летчиков, а тем более технический или обслуживающий персонал, не мог позволить себе такое. Входить в комнату полковницы дозволялось только ее служанке Зизи. Но Зизи либо давно спала, либо убежала в гости к своим подружкам. Кто же осмелился? Хелене обернулась. И сразу же попала в его объятия. Ну да, конечно же, это был он, лейтенант Хартман. Без слов он крепко прижал ее к себе, покрывая жадными поцелуями ее еще влажное лицо. Она пыталась сопротивляться, но какая-то странная слабость охватила ее, она путала официальное обращение с фамильярным, называла его то «Эрих», то «лейтенант», вяло старалась оттолкнуть, и, в конце концов, позволила уложить в постель и раздеть. Пережитое в Праге горе сильно иссушило ее душу, но в ту ночь ей показалось, что ни один мужчина прежде не любил ее так страстно, как этот мальчик. Он взял ее всю, до последней клеточки и, в отличие от прочих, отдал всего себя, до конца. Они потеряли счет времени, растворились друг в друге. Однако ночь кончилась. А когда забрезжил серый утренний рассвет, Хелене боялась открыть глаза. Она боялась осознать произошедшее и чувствовала смятение. Как она могла не устоять?! Сколько раз она убеждала себя и всех вокруг, что у нее не может быть никаких личных отношений с подчиненными, сколько попыток пресекла на корню. Отвергла Андриса совсем недавно, а кто мог быть достойнее его? Сколько сил она затратила, чтобы создать и укрепить свой авторитет и вот теперь, из-за одной ночи, из-за одного мальчишки, пусть даже красивого и страстного любовника, все рухнет.

– Хелене, – Эрих нежно тронул ее за плечи, – я могу теперь так тебя называть? Сейчас, когда мы одни. Я вижу, что ты не спишь.

Она открыла глаза. Сказала с нескрываемой горечью:

– Вы делаете успехи, лейтенант. Теперь командир полка скрашивает ваш досуг. Что ж, это и выгодней и безопасней: на командире полка не надо жениться.

– Я бы женился на тебе, сейчас, сразу, – ответил он, ошарашив ее своей искренностью, – но ты же сама не захочешь этого. Поверь, Хелене, – он обнял ее, приподнимая и заглядывая в глаза, – я по-настоящему тебя люблю. И именно поэтому я не сделаю ничего, что могло бы уронить твой авторитет, – он словно читал ее мысли, – никто ничего не узнает и не заметит. Ты сама решишь, что будет дальше. Прости, я не сдержался сегодня. Но клянусь, я буду держать себя в руках. Ты только должна понять, – он ласково поправил волосы, упавшие ей на лицо, – то, что я сам-то понял недавно. Я влюбился в тебя задолго до того, как увидел воочию. Я влюбился в твой образ, но женщина, которую я увидел, оказалась прекраснее самых красивых сказок о ней.

Она чувствовала, что он говорит от всего сердца, она видела это по его глазам.

– Скажи, – прошептал он, целуя ее шею и плечи, – тебе было хотя бы хорошо со мной? Хорошо? Скажи…

– Хорошо, очень хорошо, – с неожиданной для себя нежностью ответила она, гладя его по волосам, – а теперь все, иди. Скоро подъем. Никто не должен тебя видеть.

– Я обещаю, Хелене, – поцеловав ее в губы, он поднялся и начал быстро, по-солдатски, одеваться. Уняв волнение, она приподнялась на локте и наблюдала за ним, еще раз отметив, – теперь даже с несвойственным прежде удовлетворением, – как он хорош и красиво сложен. Она выбирала его, не видя и не зная, как человека, как мужчину, не ознакомившись даже с личным делом. Выбирала как летчика, по тому, как он вел учебный бой, и доверившись хвалебным характеристикам начальника штаба, который, как правило, не ошибался. Она даже и вообразить себе не могла тогда, что выбирает себе… любовника. Начальник штаба рассказывал, что парень буквально бредит ею и мечтает попасть к ней в полк. На распределении, когда ему предоставили право выбора, он, не раздумывая, отверг все самые лестные предложения. Самым лестным для него было ее предложение, его-то он и ждал, его и принял, без всяких условий. Но все-таки Хелене Райч и «Рихтгофен» – конечно, лестно, но сражаться предстояло не где-нибудь, а на Восточном фронте. А на восток после отступления от Москвы рвались попасть далеко не все, даже к Хелене Райч и даже в «Рихтгофен». Цена могла оказаться слишком высокой. Но именно здесь стяжалась истинная слава.

Он ласково улыбнулся ей. Случайно взгляд его упал на письменный стол и на фотографию Гейдриха, которая там стояла. Часть неизменной скромной обстановки, которая путешествовала с Хелене по всем фронтам. Эрих подошел к столу и взял фотографию. Улыбка его померкла. Ему не нужно было объяснять, кто изображен на портрете. Наместник Богемии и Моравии, обергруппенфюрер СС, заместитель Гиммлера, недавно убитый партизанами в Праге – вот кто занимал сердце этой женщины. Поставив фотографию на место, Эрих взглянул на Хелене. Его светлые глаза потемнели от огорчения. Она прочла во взгляде весь спектр чувств, бушевавших в его душе: обиду, удивление и осуждение. Ведь не секрет, что Гейдрих был женат. А что же она, Хелене, довольствовалась ролью любовницы? Она, Хелене Райч?!