Книга Любой ценой - Николай Дмитриев

Все это время он или копается с генератором или обихаживает двигатель, а закончив возню с агрегатом, имеет привычку, слушая одним ухом разговоры телефонистов, время от времени делать для себя какие-то заметки скорописью.

Вот и сейчас, едва заполнив листик голубиной депеши, он встал, потянулся всем своим костистым телом и отправился на задний двор. Там, обменявшись молчаливым приветствием с унтером, заведовавшим станцией, он передал ему депешу, и тот немедленно выгнал голубей в небо.

Засидевшиеся птицы, шумно хлопая крыльями, привычно пошли по кругу и только один голубь, резко взмыв вверх, оторвался от стаи и внезапно полетел в сторону дальнего леса.

Бывший неподалеку Долежай-Марков, услыхал хлопанье крыльев, проследил за отбившимся голубем и, отметив про себя непорядок, немедленно устремился на задний двор.

— Чего это у тебя, сукин ты сын, голуби опять не в ту сторону летают? — с ходу набросился на вытянувшегося унтера Долежай-Марков.

— Сам не пойму, вашбродь… — унтер преданно вытаращился на коменданта и пояснил: — Не впервой это. Улетит гад, потом сам возвращается. Вот, господина техника специально позвал…

— А его-то зачем? — искренне удивился комендант.

— Так что он на своей станции магнетизьмом интересуется и считает, что и с голубями оттого кавардак…

— Что? Опять магнетизм? — Долежай-Марков подозрительно сощурился.

— Да, ваше благородие, — рассудительно подтвердил техник. — Я и то возле генератора ориентировку теряю. Раз пошел не туда…

— Пьешь, что ли, много? — хмыкнул Долежай-Марков.

— Зачем «пьешь»? Я не про то. На человека действует, а голубь — она птица нежная…

— Голуби-то при чем?

Комендант задрал голову и недоуменно посмотрел на голубей, круживших над задним двором.

— А как же… — техник тоже посмотрел на стаю и взялся обстоятельно пояснять: — Почтовик, он, известно, к себе в голубятню возвращается, потому что у него в голове вроде как компас. А тут, сами видите, радиотелеграф искрами сыпет. Вот, который поделикатней, ориентировку и теряет, летит не в ту сторону. Отлетит, разберется куда надо, и значит, обратно назад. Я так думаю…

— Ну думай-думай… — неопределенно протянул Долежай-Марков и вновь помчался по своим делам, оставив у станции весело переглянувшихся унтер-офицера и техника…

* * *

Северо-восточней Звеняче, среди левад и увалов, не прячась от авиации и маршируя в открытую по дорогам, во исполнение приказа командующего, корпус Клембовского изготовился к атаке. За полчаса до ее начала генерал собрал у себя всех командиров ударного эшелона.

— Господа! — Клембовский окинул взглядом строй офицеров. — Я получил приказ наступать! И мы должны, во что бы то ни стало, прорвать фронт противника! Но убедительно прошу господ офицеров, по возможности, беречь себя.

Странные слова генерала вызвали недоумение, офицеры начали переглядываться, а пожилой подполковник вышел вперед.

— Ваше превосходительство, — негромко, но очень твердо сказал он. — Я не могу исполнить вашу просьбу. Мои солдаты привыкли видеть своих офицеров впереди, и сегодня будет так же. Я не имею права прятаться за солдатские спины, да и вообще, по-моему, таких здесь нет…

— Хорошо, — Клембовский поджал губы. — Я понимаю вас и на вашем месте поступил бы так же. Поэтому исполнение моей просьбы оставляю на усмотрение господ офицеров. Однако прошу помнить, господа, резерв офицеров в моем корпусе чрезвычайно мал, и моя просьба — это не прихоть, а закон войны.

Снова обведя взглядом строй офицеров, генерал сделал паузу, и тогда подполковник, так и стоявший чуть впереди, ответил:

— Благодарю, ваше превосходительство, но, смею заметить, если мы не пойдем в атаку впереди солдат, мы не пройдем ни через проволоку, ни через окопы. И это тоже закон войны, ваше превосходительство…

— И я вас благодарю, — Клембовский наклонил голову. — Думаю, мои офицеры сами найдут должное решение в каждом конкретном случае. Я кончил, господа и… да поможет нам Бог!

Через пять минут на поляне, где Клембовский собирал командиров, остались только штабные, а еще через десять — ударила артиллерия, полетели в воздух заграждения первой линии германских окопов, поднялась в атаку русская пехота, и впереди цепей, увлекая за собой солдат, шли с револьверами в руках их офицеры.

Вся эта масса двигалась все быстрее и быстрее, и когда по наступающим в упор ударили германские пулеметы, выкашивая подряд целые ряды, остановить такой натиск было уже невозможно…

Но позади трех линий окопов еще стояли пулеметы огневого прикрытия, открывшие сразу кинжальный огонь по прорывающимся. И тогда наблюдавший за полем боя генерал Клембовский срывающимся голосом отдал жесткий приказ:

— Трехдюймовки, на прямую наводку!

На рысях вынеслись из укрытий лихие артиллерийские упряжки и, развернувшись чуть ли не перед самыми германскими окопами, поставили на позиции короткорылые пушки.

— Ор-р-рудие! — вскинул кривой бебут артиллерийский фейерверкер, рявкнула в ответ трехдюймовка, и вокруг немецких укрытий встали огненные фонтаны, разнося в клочья и германские пулеметы, и их обслугу…

Дым застлал поле сраженья, и чья берет — сказать было невозможно. Потому что в бой вступила германская артиллерия, и вот уже от немецких разрывов полетели вверх колеса трехдюймовок, унося с собой простые фейерверкерские души и оставляя на бренной земле неподвижные тела с зажатыми в скрюченных пальцах артиллерийскими бебутами…

Но слишком велика была сила удара и неудержим натиск русской пехоты, и, хотя вместо павших офицеров ведет за собой остатки рот полковой священник, подняв над головой свое единственное оружие — золотой православный крест на георгиевской ленте, именно они в конце концов прорываются через последнюю, третью, линию германских окопов…

* * *

Радиоперехват русской телеграммы вызвал в немецком штабе большое возбуждение. А когда выяснилось, что ее текст полностью совпадает с письмом, захваченным у русского курьера, начальник разведки незамедлительно отправился прямо к генералу.

Выслушав обстоятельный доклад, генерал какое-то время нервно расхаживал по комнате и наконец остановился против начальника разведки.

— Так, говорите, радиограмма шла открытым текстом?

— Да, экселенц, точное повторение перехваченной записки!

— Хорошенькое любовное послание… — генерал пожевал губами, словно пытаясь что-то попробовать на вкус. — И сразу наступление корпуса Клембовского у Звеняче… Неплохо…

Начальник разведки выждал приличествующую паузу и осторожно заметил:

— Герр генерал, я считаю, что они пытаются отвлечь нас от Подгайчиков…

— Допустим… — генерал крутнулся на месте и подошел к карте. — Перед началом наступления мы имели четыре группировки русских. У Подгайчиков, у Секерно-Райне, а также у Звеняче и Бережан. Сейчас у Секерно-Райне связывающие бои, сильное наступление у Подгайчиков, а теперь еще удар от Звеняче…