Книга Осторожно: яд! - Энтони Беркли

Коронер кивнул:

— Спасибо, доктор Брум. Нам все ясно. Когда, по вашему мнению, мистер Уотерхаус принял яд?

— Трудно сказать, — ответил Глен, — я думаю, это было где-то между одиннадцатью утра и полднем в день, когда он впервые занемог.

— То есть пятого сентября, — констатировал коронер. — Точнее указать нельзя?

— Нет. Это максимально возможная точность.

— На чем основана ваша оценка, доктор Брум?

— На времени, когда у мистера Уотерхауса появились первые жалобы с последующим их обострением.

— И на что именно жаловался мистер Уотерхаус?

— Он пожаловался на слабую боль в области живота, возникшую незадолго до обеда, и отсутствие аппетита. Однако мистер Уотерхаус пообедал, а примерно через полчаса почувствовал острую боль в желудке. Она прошла, но в течение дня время от времени возвращалась. Перед чаем ему стало настолько плохо, что это встревожило домашних. Я понял так, что мистер Уотерхаус не желал, чтобы за мной посылали, полагал, что ничего страшного с ним не происходит, но миссис Уотерхаус решила позвонить мне. Меня не оказалось дома, и она послала за мистером Сьюэллом.

— Мистер Уотерхаус к вам прежде обращался за помощью?

— Да. Совсем недавно он пожаловался на расстройство желудка.

— Вы разговаривали наедине?

— Нет. Это было после ужина в присутствии нескольких человек. — Глен всех перечислил. — Мистер Уотерхаус неохотно признавал неполадки со своим здоровьем. Он им очень гордился, а докторам не доверял. Однако друзья настояли, чтобы он позволил мне его осмотреть. Мы все близкие друзья, так что разговор у нас был пересыпан шутками.

— Вы тогда понимали причину его желудочных расстройств?

— Вполне. Я сказал ему в тот вечер, что у него скорее всего развивается язва и что он должен бросить курить и соблюдать диету.

— И что мистер Уотерхаус ответил?

— Что никаких лекарств принимать не собирается и вообще в медицину не верит. А со своими болячками справится сам.

— Но вы его все же осмотрели?

— Да, несколько дней спустя. Он был в довольно неплохом состоянии для своего возраста, и сердце работало нормально. Я повторил совет, что ему следует бросить курить хотя бы на три месяца, предложил разработать диету. Потом послал флакончик с лекарством.

— Он собирался следовать вашим советам?

— Нет. Сказал, что лучше будет мучиться с желудком, чем соблюдать диету и не курить. А мои лекарства все равно выльет в раковину.

В зале засмеялись, коронер тоже улыбнулся.

— Я сказал, что у моего лекарства приятный вкус, — добавил Глен, — и что ему все равно придется за него заплатить. Тогда он пошел на попятный и сказал, что, пожалуй, лучше будет его принять.

— То есть вы шутили?

— Да.

— Но флакончик с лекарством он получил?

— Да, на следующее утро.

— То есть в первый день болезни. И что оно содержало?

— Обычное успокаивающее. Бикарбонат натрия, карбонат висмутила, гликопротеин, микродоза морфия и настой перечной мяты.

— Вы его сами изготовили?

— Да.

— Это ваша обычная практика?

— Нет. Этим у нас занимается моя сестра. Но в тот день она торопилась успеть на поезд сразу после завтрака, а у меня было всего четыре рецепта, так что я ее спокойно отпустил.

— Во сколько вы изготовили лекарство?

— Примерно в девять.

— Вместе с другими?

— Да.

— Рецепты вписаны в журнал, который хранится в вашем кабинете?

— Да. Я показывал его полицейским.

— Хорошо. Теперь, доктор Брум, скажите, у вас есть опыт в изготовлении лекарств?

— Обширный.

— А среди прочих ингредиентов имеется порошок белого мышьяка?

— Да. То, что осталось от запасов моего отца. Я его уже не использовал много лет.

— И где он хранится?

— В шкафу с ядами.

— Шкаф заперт?

— Нет.

— А разве правила не предусматривают, чтобы такой шкаф запирался?

— Наверное, предусматривают, — ответил Глен, — но если вы сейчас проверите шкафы с ядами у всех докторов в нашей стране, запертым окажется один из тысячи.

— Сомневаюсь, что это так, — строго заметил коронер, — но проверять не будем. — Он помолчал. — Журнал записи ядов вы, надеюсь, ведете?

— Да.

— И там все сходится? Я имею в виду количество.

— Нет.

— Нет?

— Я полагаю, мышьяка там на пол-унции больше, чем указано в журнале, — ответил Глен с улыбкой.

Коронер в ответ не улыбнулся.

— Как вы это объясняете?

— Никак. Думаю, пакет с мышьяком туда положил мой отец и забыл записать в журнал.

— Когда вы в последний раз проверяли запас мышьяка?

— Я его ни разу не проверял, — ответил Глен. — Дело в том, что, как я сказал, мышьяк у меня остался от отца, а сам я его никогда не покупал, потому что не использую.

— Хм… — Коронер задумался. Добродушия у него заметно поубавилось. — Доктор Брум, я склонен допустить возможность, что мышьяк, попавший в организм мистера Уотерхауса, мог содержаться в лекарстве, которое вы приготовили. Поскольку у вас там нет должного порядка, как вы сами признали, то разве можно исключать ошибку?

— Подобную ошибку мог допустить только круглый идиот и невежда, — ответил Глен, презрительно улыбнувшись. — Надеюсь, ни я, ни моя сестра таковыми не являемся. Невозможно перепутать небольшую баночку, стоящую в шкафу с ядами, с большой на полке в другом конце кабинета. Так что подобное предположение просто абсурдно.

— Я рад, что вы так уверены, — сухо заметил коронер. — У вас, как у врача, есть версия, как мышьяк мог попасть в организм покойного?

— Нет, — спокойно ответил Глен. — Строить версии — дело полиции, не мое. Возможно, он сам принял мышьяк по ошибке, перепутав с каким-то другим препаратом.

— К сожалению, этому нет никаких подтверждений. Тем не менее я вынужден еще раз спросить вас: вы уверены, что когда этот флакончик покинул ваш кабинет, в него никаким образом не мог попасть мышьяк? По ошибке, например, спутанный с каким-то другим ингредиентом.

— Я совершенно в этом уверен. Такое исключено.

— И в то утро не было никаких назначений, вынудивших вас брать препараты из шкафа с ядами?

— Нет. Я близко к нему не подходил. Я вижу у вас на столе мой журнал назначений. Так вот там вы можете увидеть, что другие назначения не содержали никаких ядов. — Глен чуть улыбнулся.