Книга Аня и Дом Мечты - Люси Мод Монтгомери

Мисс Корнелия с такой свирепостью перерезала нитку, словно, подобно Нерону[19], желала этим взмахом ножниц перерубить шею всему мужскому полу, вместе взятому.

— Дик Мур вошел в ее жизнь в то лето. Его отец, Эбнер Мур, держал в Глене лавку, но у Дика была тяга к морю, которую он унаследовал от предков матери. Так что летом он обычно уходил в плавание, а зимой торговал в отцовской лавке. Это был крупный, красивый малый с мелкой, отвратительной душонкой. Ему всегда не хватало чего-нибудь, пока у него этого не было, а как только он получал желаемое, так оно ему становилось не нужно. Чего же еще ожидать от мужчины? О, он не жаловался на погоду, когда было ясно, и оставался очень приятным и любезным, когда все шло хорошо. Но пил он изрядно, и рассказывали какую-то гадкую историю про него и одну девушку из рыбачьей деревни. Короче говоря, он не заслуживал, чтобы Лесли и ноги-то об него вытерла. И к тому же он был методистом! Но он по ней с ума сходил — из-за ее красоты, в первую очередь, ну а во вторую из-за того, что она даже разговаривать с ним не желала. Он поклялся, что добьется руки… и добился!

— Как ему это удалось?

— О, это была отвратительная история! Никогда не прощу Розе Уэст то, что она сделала. Понимаете, душенька, ту закладную на ферму Уэстов держал Эбнер Мур. Роза несколько лет не выплачивала проценты, и Дик просто взял и припугнул ее, что если Лесли не выйдет за него замуж, он заставит отца лишить их права выкупа фермы. Роза совсем потеряла голову — падала в обморок и плакала, и умоляла Лесли не допустить, чтобы ее выгнали на улицу. Она твердила, что умрет от горя, если ей придется покинуть дом, в который она когда-то вошла новобрачной. Я не осуждала бы ее за то, что она так убивалась… но кто бы мог подумать, что она окажется настолько эгоистична, чтобы пожертвовать ради своего благополучия родной дочерью, не правда ли? А она такой оказалась! И Лесли уступила — она так любила свою мать, что была готова на любой шаг, лишь бы избавить ее от страданий. Она вышла за Дика Мура. Тогда никто из нас не знал почему. Только много месяцев спустя я узнала, как ее мать не давала ей покоя, до тех пор пока она не согласилась. Я, однако, с самого начала была уверена, что происходит что-то неладное, так как знала, как она то и дело его отбривала, а круто менять свои взгляды — это так не похоже на Лесли. К тому же я знала, что Дик Мур, несмотря на его приятную внешность и показную удаль, не тот человек, каким Лесли могла бы увлечься. Разумеется, венчались они не в церкви, но Роза позвала меня в их дом на свадьбу. Я пошла, но пожалела об этом. Я видела лицо Лесли на похоронах ее брата, а потом отца — теперь же, мне казалось, я вижу его на ее собственных похоронах. Но Роза улыбалась во весь рот, поверьте мне!.. Молодые поселились на ферме Уэстов — Роза ни за что не хотела расстаться со своей дорогой доченькой! — и прожили там зиму. Весной Роза заболела воспалением легких и умерла — на год опоздала! Лесли была совершенно убита горем. Разве это не ужасно, что некоторые недостойные люди горячо любимы, в то время как к другим, которые, казалось бы, заслуживают этого в гораздо большей степени, никто никогда не проявляет особой нежности? Что же до Дика, то ему быстро наскучила тихая супружеская жизнь. А чего же еще ожидать от мужчины? Он поехал в Новую Шотландию навестить родных — его отец был выходцем из тех мест — и написал Лесли, что его двоюродный брат Джордж Мур отправляется на торговом судне в Гавану и он, Дик поплывет вместе с ним. Корабль называлось «Четыре сестры», и им предстояло отсутствовать девять недель… Лесли, должно быть, вздохнула с облегчением. Но она никогда ничего не говорила. Со дня своей свадьбы она была точно такой, как сейчас — холодной и гордой, — и держала всех, кроме меня, на расстоянии. Уж я-то не допущу, чтобы меня держали на расстоянии, поверьте мне! Я просто всегда оставалась рядом с ней, так близко, как могла, несмотря ни на что.

— Она сказала мне, что вы лучший друг, какой только есть у нее на свете, — заметила Аня.

— Да? — воскликнула мисс Корнелия обрадованно. — Мне очень приятно это слышать. Иногда я спрашиваю себя, действительно ли ей нравится, что я рядом, — она никогда не дает мне повода думать, что это так. Должно быть, вы смягчили ее куда больше, чем вам кажется, иначе она не сказала бы вам и этого. Ах, бедная, убитая горем девушка! Всякий раз, когда я вижу Дика Мура, мне хочется проткнуть его ножом насквозь!

Мисс Корнелия опять вытерла глаза и, отведя душу в этом выражении пугающей кровожадности, продолжила рассказ.

— Ну и вот, Лесли осталась одна. Дик, прежде чем уехать, засеял поля, а старый Эбнер присматривал за ними. Лето было на исходе, а «Четыре сестры» все не возвращались. Родня Муров в Новой Шотландии навела справки, и выяснилось, что судно пришло в Гавану, разгрузилось, взяло на борт новый груз и ушло домой. Это все, что им удалось узнать. Постепенно люди начали говорить о Дике Муре как о покойном. Почти все полагали, что он погиб, хотя никто не был вполне уверен в этом, поскольку не раз случалось, что мужчины, считавшиеся погибшими, неожиданно возвращались домой после нескольких лет отсутствия. Лесли никогда не верила в то, что он умер, — и она была права. И жаль, очень, очень жаль! Следующим летом капитан Джим оказался в Гаване — разумеется, это было прежде, чем он перестал ходить в плавание. Он решил, что попробует разузнать что-нибудь о команде «Четырех сестер», — капитан Джим всегда лез не в свои дела. Но чего же еще ожидать от мужчины? Он принялся наводить справки во всех меблированных комнатах и прочих подобных местах, где обычно останавливаются моряки. Ну и вот, пошел он в одно из таких уединенных мест и нашел там человека, в котором с первого взгляда признал Дика Мура, хотя у того была огромная борода. Капитан Джим сбрил ему бороду, и тогда не осталось никаких сомнений — это был Дик Мур… во всяком случае, это было его тело. Его ума там не осталось… Что же до его души, так ее, по моему мнению, он никогда и не имел!

— Что же с ним случилось?

— Никто точно не знает. Все, что могли сказать хозяева тех меблированных комнат, — это то, что около года назад они нашли его однажды утром лежащего на пороге их дома в ужасном состоянии: его голова была разбита чуть ли не вдребезги. Эти люди полагали, что он пострадал в какой-то пьяной драке, и скорее всего это правда. Они взяли его в дом, даже не предполагая, что он выживет. Но он выжил… и был как дитя, с тех пор как выздоровел, — ни памяти, ни рассудка. Они пытались выяснить, кто он, но ничего не вышло. Он не мог даже назвать им свое имя — он мог сказать лишь несколько простых слов. При нем было письмо, начинавшееся словами «дорогой Дик» и с подписью «Лесли», но адреса на листке не оказалось, а конверт пропал. Они оставили его у себя — он научился делать кое-что по хозяйству, — и там капитан Джим нашел его… Капитан привез его домой. Я всегда говорила, что это был скверный поступок, хотя, как я полагаю, ничего другого ему не оставалось. Он думал, что, может быть, когда Дик попадет домой и увидит свое прежнее окружение и знакомые лица, его память пробудится. Но ничто не подействовало. С тех пор он и живет в том сером доме, вверх по ручью. Он совсем как ребенок — ни больше, ни меньше. Иногда у него бывают приступы раздражения, но чаще он просто празден, добродушен и безвреден, хотя может и убежать, если за ним не следить. Это бремя, которое Лесли приходится нести вот уже одиннадцать лет… и совсем одной. Старый Эбнер Мур умер вскоре после того, как Дика привезли домой, и выяснилось, что он был почти банкротом. Когда все счета были оплачены и долги возвращены, для Лесли и Дика не осталось ничего, кроме старой фермы Уэстов. Лесли сдала свою землю Джону Уэрду, и арендная плата — это все, на что ей приходится жить. Иногда она берет на лето какого-нибудь постояльца, чтобы немного заработать. Но большинство приезжих предпочитает другую сторону гавани, где полно гостиниц и летних домиков. Дом Лесли слишком далеко от удобных для купания мест. Она ухаживает за Диком и за одиннадцать лет ни разу никуда от него не уезжала — этот слабоумный связал ее по рукам и ногам на всю жизнь. И это после всех мечтаний и надежд, которые у нее некогда были! Вы можете представить, что это за жизнь для нее, Аня, душенька… с ее-то красотой, энергией, гордостью и умом. Это не жизнь, а каторга.