Книга Страсть и скандал - Элизабет Эссекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот Томас Джеллико, похоже, дал маху. Продолжал обманывать самого себя так хорошо, что не успел подготовиться к тому, что лорд Саммерс представит его Катриону новоприбывшему гостю.
— Беркстед! Вот и вы. Я вас искал. Идите же сюда. Я хочу познакомить вас кое с кем.
Жилы Томаса сковало ледяным холодом. Нет. Лорд Саммерс не может быть столь слеп или столь… Не враг же он себе! Неужели у него нет ни глаз, ни ушей? Неужели не понимал он, сколь порочен, глубоко порочен этот план?
Действительно не понимал. Новый резидент компании решительно подталкивал в спину офицера в алом мундире, чтобы тот подошел к его племяннице поближе.
— Катриона, дорогая, поручаю тебе лейтенанта Джонатана Беркстеда. Лейтенант, а это племянница ее светлости, мисс Роуэн. — Потом резидент снова обернулся к Катрионе: — Позволь рекомендовать тебе лейтенанта Беркстеда; он прекрасный собеседник за столом, моя дорогая.
Томас наблюдал, выжидая. Вот-вот на честном, открытом лице его всеведущей, всевидящей богини появится озарение — чутье на правду ее не подведет. Она увидит этого лейтенанта насквозь! Но мисс Роуэн спрятала коготки, покраснела и с торжественной серьезностью подарила красавцу лейтенанту долгий взгляд из-под рыжеватых ресниц.
И в этот миг в груди Томаса пробудилось нечто, чему там не должно было быть места; сдвинулось со скрежетом и заявило о себе — жестокое, неумолимое.
Только не Беркстед. Кто угодно, только не Беркстед.
Томас сказал себе, что его злость можно объяснить логически, — его ненависть проистекает из того, что он много наслышан о характере лейтенанта Беркстеда. В его обществе не место любой приличной девушке. А такую чудесную, искреннюю девушку, как Катриона Роуэн, этот негодяй разжует и выплюнет, не успеет та и глазом моргнуть!
Но логика была тут ни при чем. То, что шевельнулось в его груди, было чувством — он уже забыл, что способен его испытывать! Мукой грубой ревности, которая, подобно холодному, коварному клинку, выхваченному из ножен, впивается в тело, перерезая вены. Клинку, который ему захотелось воткнуть по самую рукоять в поганые кишки Беркстеда, когда тот послушно взял мисс Роуэн за руку и повел к столу.
По идее тут бы и конец его глупому наваждению. Ему следовало бы забыть опасные желания Томаса Джеллико и снова стать Танвиром Сингхом, человеком железной самодисциплины и острого ума. Человеком, который слишком умен, слишком осторожен, чтобы выдать свою неожиданную и опасную страсть.
Но судьба — дама требовательная и жестокая, и она еще не закончила бросать кости. Как гостю без пары Танвиру Сингху отвели место за столом возле офицеров, откуда он мог — к несчастью, слишком хорошо — видеть, как Беркстед, избавившись от докучной опеки лорда Саммерса, игнорировал бедняжку мисс Роуэн. Для лейтенанта она была что сброшенная карта. Тайнопись, недоступная его пониманию. Не лучше были и его ограниченные, спесивые дружки, которые, сидя возле, болтали так, будто она глухонемая, а не прекрасное, чувствующее и мыслящее человеческое создание.
— Насколько я понял, мисс Роуэн из Шотландии? Неудивительно, что она сбежала в Индию, — пошутил лейтенант, в явном приступе веселья кивнув соседу справа. — Индия — это сущий кошмар, но Шотландия? Господь храни нас от такого назначения!
Томас пришел в ярость из-за нее, хотя и сам получал равную долю пренебрежения из тех же рук. Однако его презирали из-за смуглой кожи и тюрбана на голове. Но она-то была одной из них! Им следовало протянуть к ней руки, сделать ее своей.
А может быть, шепнул его вероломный ум, очень может быть, бледная мисс Роуэн желает стать одной из них не более, чем сам Томас? Возможно. Потому что она еще дальше отодвинулась от лейтенанта и почти ничего не ела, уйдя в себя, в крепость собственного самообладания.
Ее спокойная, сдержанная грусть явилась тем запалом, который был нужен Томасу, чтобы вспыхнуло пламя его одержимости этой девушкой-ангрези, которая, как ему представлялось, повидала на свете не меньше его самого. Но как Танвир Сингх он должен был ждать, пока не придет его час. А тем временем притворяться, что занят ничтожными людишками и их самовосхвалительным пустословием, но на самом деле — не сводить глаз с мисс Роуэн.
В девять тридцать пять, когда дамы вышли из-за стола, Катриона тихо встала, пропустив вперед всю дамскую компанию, и пошла за двумя пожилыми матронами, слишком увлеченными сплетнями, чтобы включить ее в свою беседу. В десять пятнадцать она медленно перешла на другую сторону павильона с неспешной грацией, как призрачное видение — наверняка эти гарпии теперь начнут о ней судачить. В десять тридцать четыре она перекинулась парой слов с лордом Саммерсом, и он, улыбнувшись, ласково погладил ее по голове точно собачку-спаниеля. А в одиннадцать сорок семь, после того как джентльмены присоединились к дамам на их стороне павильона ради вежливой, высокопарной беседы — дамы-англичанки вряд ли знали, как разговаривать с туземцем вроде Танвира Сингха, и поэтому сидели будто воды в рот набрав, обрекая его на молчание, — она извинилась и вышла. Расправила плечи, разгладила юбки и решительно устремилась к выходу, чтобы выскользнуть в сад.
Но в отличие от него бедняжка мисс Роуэн не обладала особым умением наблюдать и видеть то, что люди хотят скрыть. Возможно, она заметила, как вышел тайком в сад красавец лейтенант Беркстед. Но она точно не могла видеть, что сначала под надежный покров темноты ночного сада удалилась ее тетя.
Итак, Томас последовал за мисс Роуэн.
Ему не следовало этого делать. А ведь инстинкт, практический опыт и профессиональное чутье взывали — не стоит любопытства ради тратить вечер на слежку за девушкой, девушкой-англичанкой, которая для него вне досягаемости по такому множеству причин, что даже лень считать. Но его влекло к ней. Так ласточки, повинуясь древнему инстинкту, летят на юг в поисках тепла, чтобы пережить зиму.
Отсюда ясно, как он вдруг поглупел. Думал о ласточках, английских ласточках, проворно взмывающих над английскими полями и камнем падающих вниз. Сколько лет он не вспоминал о них! Необходимость диктовала его дисциплинированному уму заниматься тем, что есть здесь и сейчас; держать в себе стратегии великие и малые; искать смысл в мелочах и читать правду в людских лицах, а не в словах, которые произносились вслух. Хранить тайну собственной личности, разоблачая личности прочих игроков, участников большой игры.
Но в ту ночь Томас исключил себя из игры. Что за дело Танвиру Сингху, если юные наивные особы получат суровый урок жизни, если напыщенному идиоту вроде ее дядюшки, лорда Саммерса, наставят рога во время званого обеда? Это его не касалось, но Томас предпочел об этом забыть.
Вместо того он последовал за ней через освещенный фонариками внутренний двор, к уединенной беседке в темном, окруженном высокой стеной саду. Шел за ней просто потому, что хотел этого. Хотел видеть ее еще и еще. Хотел убедиться, что бледнокожей богине никак не может нравиться этот скользкий тип Беркстед — на базарах лейтенанта именовали не иначе как «Бадмаш-сахиб», то есть «сэр Негодяй».