Книга Расписной - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышь, Микула, я уже не могу… Разреши не резать… Я его поверху зарисую… Смотрящий подумал.
– Как братва? Разрешим?
Скелет пожал плечами. Калмык согласно кивнул.
– Пусть заколет, чтоб видно не было. Какая разница…
Но Зубач решительно воспротивился:
– Ни хера! Как решили! Ответ должен быть…
– Пусть по полной раскручивается, сука! – поддержал его Груша.
– Резать! – крикнул Хорек. Микула развел руками:
– Раз братва не разрешает – режь!
Верблюд опустился на колени и зарыдал навзрыд.
– Я уже не могу! Разреши до завтра… Ну хоть до вечера…
Зубач в упор смотрел на Микулу и улыбался. Смотрящему негоже обсуждать свои решения, а тем более отменять их. Так можно потерять авторитет.
– У тебя полчаса осталось! – заорал Микула. – Иначе башку отрежем!
– Режьте, что хотите делайте, не могу… – безвольно выл Верблюд.
– Слышьте, чо он квакнул? – ухмыльнулся Скелет. – За базар отвечаешь? А если мы хотим тебе очко на английский флаг порвать?
Неожиданно Челюсть схватил Верблюда за предплечье и осколком стекла трижды крест-накрест полоснул по тигриной морде.
– И все дела! – презрительно процедил он.
– Ой, точняк? – Верблюд не успел даже вскрикнуть и теперь, не веря в столь быстрое избавление, изгибал шею, пытаясь рассмотреть изрезанное плечо.
– Убери харю!
Челюсть молниеносно нанес еще три пореза.
– Вот теперь точняк!
Кровь залила остатки запрещенной татуировки. Когда раны заживут, от нее останутся только шрамы. Инцидент был исчерпан.
Вызов в ЦК КПСС и для председателя КГБ все равно что приглашение на Страшный суд. Особенно если вызывает не инстуктор, не завсектором, не заведующий отделом и даже не один из всемогущих секретарей, а сам Генеральный. При таком раскладе нет неприкасаемых, тут не спасают самые высокие должности и тяжелые, шитые золотом погоны – ибо здесь можно их в одночасье лишиться, превратившись из главы могущественного ведомства и многозвездного генерала в обычного инфарктника-пенсионера. Впору вспомнить все грехи, определить причину вызова и молиться, чтобы пронесло.
Генерал армии Рябинченко прознал, что вызов связан с операцией «Старый друг». Внимательно изучив всю документацию, с папкой во влажной ладони и сопровождающими – начальником Главного управления контрразведки генерал-майором Вострецовым и непосредственным исполнителем подполковником Петруновым – он прибыл на Старую площадь.
Подполковник остался в огромной, как футбольное поле, приемной – ему и сюда-то был путь заказан: не его уровень, если бы не желание начальников иметь под рукой козла отпущения, для немедленной компенсации пережитых унижений, он бы вообще не попал в это здание.
Рябинченко и Вострецов на негнущихся ногах прошли в отделанный дубовыми панелями кабинет Генсека. Грибачев расположился во главе длинного стола для совещаний, по правую руку неестественно ровно восседал похожий на мумию секретарь по идеологии Сумов, по левую мостились на краешках стульев заведующий международным отделом ЦК Малин и министр иностранных дел Громов. Все были в строгих костюмах и затянутых под горло галстуках, как будто за окном не ярилось испепеляющее все живое солнце. Впрочем, в кабинете бесшумно работал кондиционер и температура не поднималась выше восемнадцати градусов.
Генеральный секретарь просматривал вырезки из американских газет с пришпиленными к ним текстами переводов и все больше мрачнел. Просмотрев, он отдавал одну Сумову, а следующую Малину и Громову. Малин скорбно кривился, у Громова на лице и так застыло постоянное выражение зубной боли, а мумии дальше мрачнеть просто некуда. Так что веселой назвать эту компанию никто бы не смог.
– Товарищ Генеральный секретарь, генерал армии Рябинченко по вашему приказанию прибыл! – старательно, как солдат-первогодок, доложил председатель.
Грибачев на миг поднял голову:
– Вы читаете американские газеты?
Рябинченко языков не знал, потому, даже если бы захотел, не мог читать ни американских, ни английских, ни китайских, ни каких-либо еще газет. Поэтому он на мгновение задумался, но тонким чутьем аппаратчика понял, что сейчас находчивость важней, чем правда.
– Так точно, товарищ Генеральный секретарь! Но не в сплошную – аналитический отдел готовит обзоры… Могли что-то и упустить…
Грибачев строго сверкнул стеклами очков.
– А вы в курсе дела, что бывший атташе американского посольства, некто Сокольски, ведет линию на подрыв доверия к нашей стране? Он дискредитирует новую политику СССР в глазах всего международного сообщества! Под угрозой находится моя встреча с президентом США, пакет важных соглашений и договоров, которые долго и старательно готовили товарищи Малин и Громов, могут оказаться в мусорной корзине!
Министр и заведующий отделом осуждающе уставились на председателя и одновременно кивнули, подтверждая правильность слов Генсека. Мумия Сумова не шелохнулась, но вид главного идеолога страны выражал крайнюю степень недовольства.
– Так точно, товарищ Генеральный секретарь, мы принимаем меры! – Рябинченко поспешно выставил перед собой папку, словно щит, спасающий от трех испепеляющих взглядов. – Вот здесь все документы по специальной операции, которую мы проводим против этого провокатора Сокольского! Генерал Вострецов непосредственно руководит ею… Мы можем доложить… И ответить на вопросы…
Рябинченко сделал жест, как бы выдвигая Вострецова на первый план. Тот обреченно склонил голову, разглядывая узорчатый, зеркально блестящий паркет.
– Вы с генералом мне это уже докладывали, – поморщился Грибачев. – И приводили бойца, настоящего героя, который согласился испортить себе кожу ради выполнения задания Родины. Это образцовый парень, такими надо гордиться! Но ведь он исполнитель. И добьется успеха только тогда, когда им умело руководят. А вы руководители. И где же результаты вашей работы?
– Результаты будут в ближайшее время, товарищ Генеральный секретарь! – с максимальной убежденностью, на которую был способен, отчеканил Рябинченко.
– Так точно, в ближайшее время! – эхом повторил Вострецов.
– Э-э-э…
Скрипучий звук, напоминающий скрежет заржавевших дверных петель, издала мумия Сумова. Грибачев снял очки, лицо его выразило внимание и заинтересованность.
– Да, да, Михаил Андреевич, вы хотите что-то сказать?
Секретарь по идеологии не изменил выражения лица и не повернул голову.
– Партия доверила вам защиту народа от происков внутренних и внешних врагов. – Бесцветный скрипучий голос был настолько тихим, что разобрать слова удавалось с трудом. – Если вы не справляетесь с этой задачей, партия откажет вам в доверии. Это все, идите.
