Книга Слуги тьмы - Элен Варрон

— Лучше бы они насели, не дожидаясь темноты, — обратился Даниэль к Элли. Чисто по привычке, как он обычно разговаривал с Сильвером и лорсами.

— Аиэль, — отозвалась она и слезла с постели. Шагнула к окну, бросила оценивающий взгляд наружу. И неожиданно издала рыдающий вопль — свой боевой клич.

Сильвер залился лаем, Одживей взревел и ударил копытом в стену; стена дрогнула, с полки упал пустой кувшин, покатился по доскам. Сильвер рванулся к Элли, желая растерзать врага, но Даниэль поймал его в прыжке, прижал к полу.

— Сидеть! Тихо! — рявкнул он сквозь лай, рев лорса и новый щемящий плач зеленоглазой.

Сильвер и Одживей бесновались. В третий раз прозвучал пронзительный молящий вопль Элли. Зачем она кричит? Чтобы лемуты вообразили, будто зеленоглазая схватилась с Даниэлем и псом не на живот, а на смерть? Тогда они должны поспешить за своей пленницей, пока ей не пришлось худо.

Из-под веток и впрямь метнулись серые тени, с трёх сторон понеслись через площадку к хижине. Навстречу, яростно взревев, кинулся Одживей. Пинком загнав Сильвера под нары, Даниэль схватился за лук и выпустил в окно у двери три стрелы. Две попали в цель: один лемут неловко завалился на бок, другой выронил дубинку и схватился за плечо. Его сшиб копытом налетевший лорс; он тут же развернулся, но ему по ноздрям пришлась тяжелая дубина третьего Ревуна. Остального Даниэль не видел: он стрелял в пятерку лемутов, мчавшихся с противоположной стороны. Одному стрела вонзилась в брюхо, и трое тут же попадали наземь, как вышколенные солдаты; последнего пастух всего лишь ранил в спину. Не смертельно — стрела чиркнула Ревуну по хребту и упала.

С другой стороны хижины ревел лорс, потом раздался короткий, захлебнувшийся вопль лемута. Еще одна тварь готова.

В дверь ударилось могучее тело, но засов выдержал. Зеленоглазая прильнула к стене у оконца, выходящего на реку; нож был зажат в левой руке.

За стеной вдруг послышался страшный хрип Одживея, хруст и стон. Лорс затих.

Снова удар в дверь — она едва не слетела с петель. Даниэль кинул взгляд по сторонам. В окнах никого не видно… Не рискуют лезть в окна… Он отбросил лук, выхватил меч, встал возле двери и левой рукой дернул засов. Успел заметить две волосатые лапы в окне, у которого караулила Элли: Ревун рванул доску.

Дверь распахнулась; в третий раз разбежавшийся лемут, не встретив сопротивления, влетел через порог. Взмах клинка — и отсеченная голова покатилась под стол, тело рухнуло под ноги второму Ревуну, который хотел вбежать следом. Тот запнулся, замешкался на мгновение; Даниэль рубанул еще раз.

Пронзительный вопль Элли, вой лемута… Что там?! Пастух обернулся. Нож зеленоглазой распорол лемуту руку от локтя до кисти, Ревун прянул от окна.

Сильвер, выскочив из-под нар, ринулся в распахнутую дверь поверх двух безжизненных тел. Донеслось рычание пса и бешеный рев лемутов. Даниэль бросился наружу, по пути выхватил из ножен охотничий нож. Сильвер висел, вцепившись лемуту в лапу, которой тот прикрывал горло, задние лапы пса дергались в воздухе. Пастух кинулся на помощь, полоснул клинком по опускающей дубину руке, не дал переломить псу хребет. Крутанулся на пятках. Мечом отбил удар дубины второго Ревуна, а левой рукой воткнул ему нож в бок. Выдернул нож и отскочил, рубанул мечом уже заваливающееся тело. Обернулся. Истекающий кровью Ревун, с которым схватился Сильвер, грянулся оземь, и пес добрался-таки до горла, челюсти его сомкнулись. Волосатое тело еще несколько мгновений билось на земле, потом затихло.

Все?

Кажется, все. В нежном свете угасающего дня Даниэль осмотрелся, пересчитал трупы. Семь. У кромки леса что-то двигалось — восьмой, раненый в брюхо, лемут уползал, оставляя на мху темные пятна. Пастух догнал его и добил — а затем, вдруг разом лишившись сил, побрел назад к хижине.

Его поташнивало, и била дрожь. Мерзость… Какая же кругом мерзость — эти кровавые, вонючие трупы… Великий Творец, не дай мне еще раз с ними схватиться…

Из хижины, перешагнув через мертвых Ревунов, выбралась Элли. Нож по-прежнему был крепко зажат в руке.

— Аиэль?

На земле зашевелился и слабо взвизгнул Сильвер. Он лежал на боку, вытянувшись вдоль тела лемута. Даниэль добрел до него и опустился на колени.

— Ну что, хромоножка? Зубы не обломал?

Сильвер неуклюже перевернулся с бока на живот. Лапа с шиной была неестественно отставлена в сторону. Пастух отложил окровавленные меч и нож, обеими руками взял голову пса, приподнял, посмотрел в глаза.

— Мы остались живы, приятель.

Серебряный застучал хвостом и теплым шершавым языком лизнул хозяина в подбородок. «Я рад! Ты остался жив, я тоже!» Его любовь и преданность были безмерны.

Даниэль утерся и тяжело поднялся на ноги. Подобрал свое оружие, вытер о мох. Медленно вложил в ножны, неосознанно оттягивая минуту, когда он подойдет к лорсу. Сегодня он потерял и Одживея, и Сат Аша…

— Элли! — окрикнул он.

Зеленоглазая первой оказалась возле Одживея. Она осмотрела его пробитую, окровавленную голову и положила руку на шею, щупая артерию.

— Элли, пошла прочь!

— Аиэль! — требовательно выкрикнула она, повторяя интонацию пастуха. — Элли!

Он схватил ее за плечо и отбросил от лорса; Элли упала на здоровую руку.

— Не дам! Хочешь есть — лопай лемутов.

— Аиэль! — прозвучал умоляющий стон. Элли поднялась с земли. Глаза сузились, и сейчас же заворчал Сильвер.

Даниэль положил ладонь на рукоять меча.

— Я сказал: ешь лемутов. Ну? — Он сделал шаг к зеленоглазой. Она отступила перед ним. Отвернулась, разочарованно выдохнула:

— Аиэль…

Пастух присмотрелся к Одживею. Лорс был неподвижен, из страшной раны на голове сочилась кровь. Нагнувшись, Даниэль тоже положил ладонь на вытянутую шею лорса, как только что делала Элли. Шея была теплой, и рука ощутила чуть заметные толчки. Он жив!

— Одживей? Одживей, дружище!

Безнадежно… С такой раной никто не выживет… Даниэль выпрямился. Шепнул дрогнувшими губами:

— Прощай, брат.

Сбоку подошла Элли, несмело тронула его за локоть.

— Аиэль? Элли? — Она указала на умирающего лорса.

Даниэль потянул из ножен меч; клинок угрожающе блеснул.

— Я убью тебя. Поняла? Оставь моих зверей в покое!

Зеленоглазая сникла. Одного за другим она обошла убитых лемутов, каждому пощупала пульс. Пастух наблюдал за ней, не трогаясь с места. Элли вернулась к хижине, с горестным видом уселась на лавку возле двери.

— Что, не по нраву? Слишком вонючи? Тогда останешься голодной до утра.

«Как бы она до утра пса не загрызла, — подумал Даниэль. — А то еще и на меня зуб навострит… Все равно Одживея не дам».

Он на руках унес Сильвера в хижину, положил на постель. Зажег фитили в светильнике и ощупал торчащую в сторону лапу. Сильвер заскулил, но лежал смирно.