Книга Ночь в Лиссабоне - Эрих Мария Ремарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я еду с тобой, – прошептала Елена.
– Что? Что ты сказала?
– А почему бы и нет?
Она остановила машину. Тишина обрушилась на нас, как немой удар. Потом начали проступать шумы ночи.
– Почему же нет? – спросила она вдруг. Я заметил, что она сильно волнуется.
– Неужели ты опять хочешь оставить меня одну? – Ее лицо в голубом сиянии приборов на доске управления было совсем бледным. Я вспомнил белые лица эсэсовских офицеров. Похоже было, что вокруг, в тиши июньской ночи, уже бродила смерть, касаясь то того, то другого.
И в это мгновение я понял, чего я боялся больше всего на свете: воины, которая вдруг могла разделить нас так, что мы никогда бы не нашли друг друга – даже после того, как она окончится. Ибо кто же мог надеяться – даже при величайшей самоуверенности и уповая на личное счастье – найти что-нибудь после землетрясения огромной разрушительной силы.
– Если ты приезжал не ради того, чтобы взять меня с собой, тогда это преступление, которому нет названия! Разве ты этого не понимаешь? – сказала Елена, дрожа от гнева.
– Да, – ответил я.
– Почему же ты играешь в прятки?
– Нет, – сказал я. – Я не играю. Просто ты не знаешь, что это такое.
– А ты все знаешь? Зачем же ты тогда приехал? Отвечай, но только не лги! Чтобы еще раз попрощаться?
– Нет.
– Тогда зачем же? Чтобы остаться здесь и совершить самоубийство?
Я покачал головой. Я наконец понял, что был только один возможный для нее ответ, только один ответ, который я имел право дать ей в ту минуту, даже если это было неправдой.
– Чтобы взять тебя с собой, – сказал я. – Неужели ты до сих пор этого не поняла?
Ее лицо мгновенно изменилось. Гнев исчез. Оно стало прекрасным.
– Да, – прошептала она. – Я поняла. Но ты все-таки должен был сказать мне об этом. Неужели ты этого не понимаешь?
Я собрал все мужество, что у меня было.
– Я хотел сказать тебе это сотни раз, Элен, я готов говорить тебе об этом каждую минуту. Я с удовольствием поговорю на эту тему еще раз после того, как объясню, что это совершенно невозможно.
– Нет, это возможно. У меня есть паспорт.
Я замолчал. Это слово блеснуло, будто молния, рассеивая тучи сомнения.
– У тебя есть паспорт? – повторил я. – Заграничный паспорт?
Елена открыла сумочку, достала небольшую книжку и подала мне. Это был паспорт. Значит, она имела его при себе. Я глядел на него, как на святой Грааль[11]. Да он и был им. Паспорт! Это было благополучие, закон – все!
– Давно он у тебя?
– Два года, – сказала она. – Сроком на пять лет. Я пользовалась им трижды. Один раз – для поездки в Австрию, когда она была еще независимой, потом два раза была в Швейцарии.
Я перелистал его. Мне нужно было прийти в себя. Да, это была реальность. Страницы паспорта хрустели у меня в пальцах. До меня наконец дошло: да, Елена могла покинуть Германию. До этого я думал, что можно было говорить только о тайном бегстве и нелегальном переходе границы.
– Все очень просто, не правда ли? – сказала Елена, наблюдая за мной.
Я кивнул. Конечно, в ту минуту у меня был ужасно глупы и вид.
– Значит, ты можешь сесть в поезд и уехать, – сказал я и еще раз посмотрел паспорт. – Признаться, это мне никогда не приходило в голову. Но у тебя нет визы на въезд во Францию.
– Я могу спокойно добраться до Цюриха и получить французскую визу там. А на выезд в Швейцарию разрешения не требуется.
– Правильно. – Я взглянул на нее. – А твоя семья. Отпустят ли они тебя?
– А я и не буду их спрашивать. И ничего им не скажу. Скажу просто, что должна съездить в Цюрих, показаться врачу. Я уже делала это раньше.
– Разве ты больная?
– Конечно, нет, – ответила Елена. – Это было только уловкой, чтобы получить паспорт. Чтобы выбраться отсюда. Я почти задыхалась.
Я вспомнил, что Георг спрашивал ее, была ли она у доктора.
– Значит, ты не больна? – спросил я ее еще раз.
– Говорю тебе, нет. Хотя мои родные убеждены в этом. Я уверила их, что я больна, чтобы они оставили меня в покое и чтобы иметь возможность уезжать за границу. Мне помог Мартенс. Кроме того, всегда требуется время, чтобы убедить настоящего немца в том, что в Цюрихе могут быть специалисты, знающие больше, чем берлинские авторитеты.
Елена вдруг засмеялась.
– Не смотри так мрачно! Дело вовсе не идет о жизни и смерти. Ведь это же не бегство под покровом ночи. Просто однажды утром я поеду на несколько дней в Цюрих, чтобы показаться врачам, как я уже делала это не раз. Может быть, при этом я смогу увидеться с тобой, если ты окажешься там. Это выглядит лучше?
– Да, – сказал я. – Однако, едем. Я все еще чувствую себя так, будто меня попеременно окунают то в кипяток, то в ледяную воду, и я никак не могу сообразить, что где. Почему-то мне никогда не приходило это в голову. И это оказалось настолько простым, что теперь мне кажется: из ближнего леса вот-вот вырвется бригада СС.
– Все кажется очень простым, любимый, когда человека охватывает отчаяние, – нежно сказала Елена. – Странная компенсация, не правда ли? Наверно, так бывает всегда?
– Я хотел бы, чтоб нам никогда не пришлось думать об этом.
Машина с проселка свернула на шоссе.
– А я готова всегда жить так, – без малейших признаков отчаяния сказала Елена.
Мы вместе вошли в отель. Она поразительно быстро освоилась с моим положением.
– Я войду вместе с тобой в холл, – сказала она. – Мужчина с женщиной не так подозрителен, как один.
– Ты быстро овладеваешь этой наукой.
Она покачала головой.
– Я научилась этому еще до того, как ты вернулся. Во времена доносов. Национальное возрождение, о котором они кричали, похоже на камень. Когда его подымешь с земли, из-под него выползают гады. Чтобы скрыть свою мерзость, они пользуются громкими словами.
Портье подал мне ключ, и я поднялся к себе в номер. Елена осталась ждать меня внизу.
Я вошел в номер. Чемодан стоял у двери. Я огляделся. Это была безрадостная гостиничная комната, такая же, как и другие, в которых мне приходилось жить за последние годы. Я вдруг задумался. Мне хотелось вспомнить, как я пробирался сюда, но образы расплывались. Я не мог припомнить, когда стоял на берегу, следил ли я за рекой из-за кустов, – вспомнил только, как плыл, держась за доску.
Я поставил принесенный чемодан рядом со старым и опять спустился к Елене.