Книга Осень на краю - Елена Арсеньева

– Вас в самом деле это интересует? – спросил Охтин. –Извольте, скажу. Удушен с помощью бельевой веревки. Труп найден неподалеку отночлежного дома на Рождественской улице. Очень может быть, что Кандыбинотправился туда по своим репортерским делам и кого-то разозлил чрезмернымлюбопытством. Обитатели тех мест этого свойства человеческой натуры непереносят и никому не прощают!

– Отчего же вы тогда напустились на меня – мол, я какие-тознакомства неподходящие вожу? – спросил злопамятный Шурка. – Вы что же, меня впричастности к убийству подозреваете?

– Поживем – увидим, – хмыкнул Охтин. – Однако не уводитеразговор в сторону. Мы с Иваном Никодимовичем спросили, как вы докажете, чтофельетон «Вильгельмов ждут!» – в самом деле очень смешной, я его читал судовольствием, и господин Смольников читал, и мы немало хохотали при этом –ваше личное творчество?

– Следует найти мою рукопись и сличить почерки. Может, встоле у покойного посмотреть? – смущенно спросил Шурка. – Наверное, он всерукописи, свои и своих корреспондентов, в столе держал. Мою, наверное, тоже тамспрятал.

– Попробовать поискать вообще-то можно, – кивнул Тараканов.– Хотя надежды мало.

– Почему? – встревожился Шурка.

– Да потому, что Кандыбин вашу заметку за свою выдатьпытался, а значит, явно уничтожил оригинал. Но мы попробуем, я обещаю. Прямосейчас, в вашем присутствии.

Он повернулся к своему столу и взял с него большой конвертиз грубой серой бумаги, битком набитый какими-то листками бумаги, вырезками изгазет…

– Вот содержимое кандыбинского стола. Я его немедленно изъялпосле того, как мне сообщили о трагических обстоятельствах смерти моегорепортера. Давайте искать.

И он, одним движением сдвинув на край стола все свои бумаги,вытряхнул содержимое конверта.

– Ну, вы свой почерк знаете, надо полагать, господинРусанов? – ухмыльнулся Тараканов. – Ищите, коли знаете!

Шурка принялся перебирать бумаги и очень скоро понял, чтоТараканов был прав: Кандыбин, скорее всего, уничтожил написанный им фельетон. Ичто теперь делать? Как, в самом деле, доказать, что он не врет?

Шурка уныло перекладывал листки с места на место, лишь бегловзглядывая на них. Это были какие-то безграмотные записи, сделанные неприятным,корявым почерком. Изредка попадались листки, исписанные другой рукой, третьей…Шурка глянул мельком – это были объявления, в основном о поиске места.

– А что, Кандыбин еще и приемом объявлений занимался? –удивленно спросил Охтин, подошедший к столу и смотревший, что делает Шурка.

– Да нет, на это контора есть, – качнул головой Тараканов. –Однако странно, что здесь так много…

– А вот это неправильное объявление! – вдруг перебил Шурка,невзначай задержавшийся взглядом на одном из них, гласившем: «БЕЖЕНКА ИЗ РИГИ,опытная массажистка с десятилетней практикой, предлагает свои услуги.Варварская ул., дом 1 а, кв. 20. Ж. Немченко» . – В указанном доме по Варварскойулице нет двадцатой квартиры, – объяснил Шурка.

– А вам сие каким образом известно? – Брови Охтина удивленновзлетели.

– А таким, что я сам там живу, – заявил Шурка. – Домдвухэтажный, и в нем только четыре квартиры. И я всех жильцов по фамилиям знаю:доктор Санин, потом инженер Кондратьев, ну, конечно, мы, Русановы, а еще вдовадействительного статского советника, мадам Куваева. Она на первом этаже, поднами, живет и вечно ворчит, что мы стульями громко возим, у нее венецианскаялюстра сотрясается, и вообще, мы топаем ужасно, у нее от нас мигрень…

– Ну, быть может, эта Ж. Немченко просто что-то напутала,хотела написать квартира «2», а написала нечаянно «20», – перебил Тараканов. –Нет, я понять все же не могу, почему здесь столько объявлений!

– Она никак не может жить в квартире номер два, – перебил всвою очередь Шурка, – потому что это наша квартира. И вообще, у нас в доме нетникаких беженцев. Это, кажется, единственное доброе дело, которое мадам Куваевав своей жизни сделала, – ухмыльнулся Шурка, – нас от постояльцев избавила.Какие-то связи покойного супруга тряхнула – и к нам никого не подселяли.

– Однако вы человеколюбивы, юноша, – хмыкнул Охтин. – Вотоно, молодое поколение…

– Да вы что? – возмутился за молодое поколение Шурка. – Ну,конечно, советница Куваева одна в пяти комнатах, к ней, наверное, и можно былокого-то подселить, но нас в пяти комнатах – четверо, у отца даже спальни своейнет, он в кабинете спит. Саша, сестра моя, с маленькой дочкой в одной комнате.Ей тетя Оля свою уступила, у нее была большая, просторная комната, а теперь онав прежнюю Сашкину перешла, гораздо меньшую. У нас одна незанятая комната –гостиная, она же столовая. Есть, конечно, еще боковушка, но там Даня живет,кухарка. Куда же подселяться, скажите на милость? – развел руками Шурка. – И уСаниных, и у Кондратьевых то же самое. А у вас что, на квартире беженцы живут?– не без ехидства спросил он Охтина.

– Ну, у нас такая избушка на курьих ножках на Похвалинской,около храма в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, что смотреть жалко. Толькоодно название, что собственный дом. Нас там четверо: матушка, брат с женой дая, да еще вот-вот у брата прибавление семейства случится, со дня на день ждем.Мы, может, и рады бы кого к себе подселить, да ведь некуда, – как-то избыточномногословно объяснил Охтин, словно оправдывался.

Шурка ничего не сказал, но подумал, что отношения с человеколюбиему сыскного агента тоже не шибко ладятся.