Книга Саракш: Кольцо ненависти - Владимир Контровский

Танцы, массаракш, развлечения, капрал с досадой сплюнул. Службы не стало: теперь считается доблестью уклониться от призыва, заплатив продажным медикам из тех, кто за деньги найдут у здорового молодого парня весь букет старческих хворей, вплоть до маразма и полного паралича. Когда-то — совсем еще недавно! — считалось высокой честью попасть в Легион кандидатом в действительные рядовые, не говоря уже о том, чтобы по-настоящему встать в ряды, а сейчас доброволец — явление редкое. По большей части такими становятся людишки с темным прошлым, желающие скрыть свои старые грешки под черной легионной формой: отребье, наркоманы и просто те, кто не в состоянии найти себя в мирной жизни из-за природной лени и неспособности к чему-либо вообще, кроме как брюхатить окрестных вертлявых дур. Капрал вспомнил, какими глазами смотрели на него эти пародии на солдат, когда он распинался перед ними, говоря о патриотизме и высоком долге, — да они таких слов не слышали даже в пьяном бреду! И это новобранцы-легионеры, сила и доблесть, а что тогда говорить об армейском пополнении? Тьфу, массаракш… Расскажи им, с каким восторгом мы пели «Наш славный Легион тяжелыми шагами» или «Слава Отцам Неизвестным», так они за твоей спиной покрутят пальцем у виска — мол, совсем того, старый дурак, и будут думать о чем угодно, только не о службе. Они считают, что раньше было одно сплошное вранье, и что Хонти или там, скажем, Пандея на самом деле никакие не враги, а лучшие друзья, и что надо брать пример с того, как они живут, а не стрелять из автомата по поясным мишеням, изображающим этих самых друзей. Ага, живут они, как же… Не знаю, как там Пандея, там я не был, но нищая Хонти с ее бесконечной гражданской войной; страна, где бабы отдаются за банку консервов или за обойму патронов — проверено! — такого примера мне не надо.

А все оттого, что не стало твердой руки. Армию объявили язвой на теле общества, черной дырой, где бесследно исчезают народные деньги, и любой мелкий лавочник смотрит теперь на офицера-ротмистра или даже на бригадира как на убогого неудачника, хотя раньше глядел на него — если осмеливался! — исключительно снизу вверх, со страхом и почтением. Все газеты полны разоблачительными статьями, поливающими армию потоками грязи, — писаки по заказу сочиняют истории о том, что военные продают все, что могут, и даже организуют вооруженные банды, грабящие мирное население, и что наилучшим решением этого вопроса будет распустить армию, а всех ее бывших солдат и офицеров направить на принудительные работы по расчистке и дезактивации зараженных южных территорий. Да, и армейцы, и даже легионеры, действительно кое-что продают, ну да, и оружие… Но что им остается делать, если у правительства находятся деньги на что угодно, но только не на выплату полного жалованья военным? Есть хочется всем, в том числе и солдатам… Распустить армию… А что вы будете делать, если через северную границу хлынут хонтийцы, если на юге зашевелятся мутанты и варвары, а у побережья снова всплывут белые субмарины? Вы будете уговаривать их жить в мире и дружбе, стоя с голыми руками под стволами автоматов и дулами орудий? Хотел бы я посмотреть на такую картину (но только сидя в бетонном бункере за пулеметом с добрым запасом патронов). Взять бы вас за шкирку, пацифистов, да в бой, в самое пекло!

Капрал вспомнил, как ревели моторы и лязгала броня, когда со Стального Плацдарма шли в атаку танки. Он, капрал Бузудеш, принимал участие в этом прорыве — в прорыве, из которого вернулись немногие. Штрафная бригада так вообще целиком сгорела, когда начали рваться атомные мины. Сначала все шло хорошо, «драконы» проломили оборону хонтийцев и вдавились на территорию врага. Атомные мины и радиация — оно, конечно, несладко, но танк есть танк, и его броня от многого спасала… Правда, не всех, далеко не всех, война есть война… Эх, если бы тогда подошли резервы… Но резервы не подошли, и стал падать боевой дух — говорили, это произошло оттого, что атомная артиллерия хонтийцев повыбивала почти все танки-трансляторы, передававшие воодушевляющие передачи, — может, оно и так… И все-таки мы тогда шли вперед по раскаленному пеплу, поднимая тучи пыли, и враг бежал, бежал, бежал… Победа была близка, но она выскользнула из рук, и мало кому повезло так, как ему, капралу Бузудешу, — он вернулся и даже не схлопотал радиационной дозы, ни умственной слабости, которой тогда страдали многие, наверное, от всего увиденного и пережитого.

…Дождь не переставал. Конечно, приятнее сейчас сидеть в кантоне и глотать горячую водку, но он старый солдат, верный своему долгу. Как сказал ему господин ротмистр Доон (капрал не признавал новомодного обращения «гражданин», да оно и не прижилось в армии): «Надеюсь на тебя, капрал Бузудеш, — не подведи!». И он, капрал, не подведет, тем более что людей на базе раз-два и обчелся: большая часть гарнизона «Дзеты» по личному приказу его превосходительства генерала Шекагу была выведена на учения. Большая и лучшая часть — на базе «Дзета» остались только смена караула, тревожная рота, больные в лазарете да сидельцы на гауптвахте. А это нехорошо, потому что в подземных ангарах стоит спецтехника — шесть машин-трансляторов, уцелевших еще от того памятного прорыва, а хонтайская граница — вон она, рукой подать, от силы часа четыре езды по шоссе, даже по шоссе раздолбанному. Спецмашины вообще-то полагалось отогнать в столицу, но пока собирались это сделать, в столице началось черте что, и танки-трансляторы законсервировали, и высокое начальство о них, похоже, позабыло. Хотя ему, капралу Бузудешу, не по чину рассуждать о таких вещах — его дело следить, чтобы охрана базы во время его дежурства неслась как положено, а не абы как, как все нынче делается. За этими новобранцами, не знающими, где у автомата магазин, нужен глаз да глаз, и поэтому капрал Бузудеш шел вдоль периметра, невзирая на дождь.

Ну вот, так и есть: у седьмого поста не видно силуэта часового, массаракш! Скотина малахольная — спит, наверно, спрятавшись от дождя под навес, или, хуже того, накурился какой-нибудь дряни, чтобы не скучно было стоять на посту. Ну, погоди, сейчас ты у меня получишь… Да, так и есть: лежит, урод, и даже не шевелится! Обкурился, массаракш, я так и знал!

…Острое чувство опасности настигло капрала, когда он еще только наклонялся над неподвижным телом часового и еще не понял, что тот не спит, то есть спит, но уже вечным сном. В следующую секунду мышцы опередили разум — капрал дернулся в сторону; в столб, возле которого он стоял, вонзился метательный нож, а перед Бузудешем возникла размытая темная фигура.

Автомат, который бывалый капрал по многолетней привычке держал наизготовку, не подвел. Перечеркнув «паяца» короткой очередью, капрал Бузудеш, словно прыгая с обрыва в бурлящую воду, бросился к постройкам центра базы «Дзета».

Ночь взорвалась. На вершине сторожевой вышки с громом вспух огненный шар, из него, вопя и размахивая руками и ногами, вывалился горящий человек. Стреляли уже со всех сторон, тут и там мелькали «паяцы» — хонтийские диверсанты-коммандос, прозванные так за их дергающиеся «резиновые» движения; в пролом стены, рассыпая снопы искр, втиснулось рыло легкого боевого транспортера. И капрал Бузудеш чутьем вояки-профессионала понял, что бой если еще не проигран, то будет проигран в считаные минуты: нападавшие, похоже, были хорошо осведомлены о системе обороны «Дзеты» и практически одновременно вывели из строя все огневые точки ее внешнего периметра. И еще он понял, что к ангарам бежать уже поздно, как поздно бежать и к казарме тревожной роты: здание казармы уже полыхало, из темноты на свет били пулеметы, и суетливые фигурки солдат, заполошно выскакивавших на плац, падали одна за другой. И капрал побежал к бункеру связи, на какую-то пару секунд опередив «паяцев».